Происхождение названия улицы

Наряду с Арбатом, в Москве есть несколько схожих с ним топонимов, поэтому происхождение слова «Арбат» всегда интересовало исследователей. Во-первых, это Арбатецкая улица, возникшая в местности, которая некогда служила предместьем Крутицкого подворья. Она расположена между Крутицкой набережной и улицами Крутицкий Вал и Симоновский Вал. По Арбатецкой улице были названы и два Арбатецких переулка (ныне не существующих). Во-вторых, между Покровским бульваром и улицей Воронцово Поле (до недавнего времени это еще была улица Обуха, однако недавно ей по праву было возвращено историческое название) находится Дурасовский переулок. Прежде он назывался Малый Арбатец.

О происхождении топонима существует несколько гипотез. В основном исследователи склоняются к иноязычным корням слова «Арбат». Принято считать, что в основе этого необычного названия лежит слово не русское и не славянское, а принадлежащее одному из восточных языков. Тем не менее известны попытки объяснить этот топоним и как собственно русский. Известный историк Москвы  И. Е. Забелин, допуская в принципе целый ряд гипотез о происхождении названия Арбат, в 1893 г. в своей статье «Опричный дворец царя Ивана Васильевича» выдвинул версию о существовании более старой формы топонима, которую ученый восстановил как «Горбат». По его словам, название должно было характеризовать «кривизну местности, сохранившуюся до сих пор в искривлении Никитского бульвара». Работая со старинными планами Москвы, И. Е. Забелин установил, что «местность Арбата, изображая кривую линию, уходила внутрь города на 150 сажен».

Однако это предположение было лишено серьезных оснований. Во-первых, кривизна старых московских улиц известна, таких улиц много, поэтому вряд ли было основание именно таким названием выделять данную местность и улицу из числа других. Во-вторых, название «Горбат», если говорить об общих закономерностях русской топонимии, было бы применимо к бугристому или холмистому месту, к рельефу, а не к планировке местности. Однако, как известно, Арбат — не только улица, но и когда-то обширная местность — весьма пологий район Москвы. Сравните его хотя бы с Петровским или Рождественским бульваром, или Тверской улицей в ее начале. Как раз из-за отсутствия связи названия «Арбат» с рельефом местности или даже ее планировкой топоним и мог достаточно свободно перейти с Воздвиженки на нынешний Арбат, то есть начать определять новый объект, называть новую улицу.

Есть возражения и другого характера: в московской топонимии не известны случаи образования названий при помощи краткой формы прилагательного. Сомнительность этой версии подтверждается и тем, что форма «Горбат» не зафиксирована ни в одном известном нам историческом письменном источнике.

Согласно еще одной гипотезе, название «Арбат» имеет в своей основе татарское слово «арба». К сожалению, это предположение в качестве единственного объяснения наименования «Арбата» попало в некоторые путеводители. Действительно, поблизости от Арбата располагалась слобода мастеровых Колымажного двора (которые делали и ремонтировали различного рода «транспортные средства» того времени). Однако, во-первых, название «Арбат» упоминается в письменных источниках еще с конца XV века, иначе говоря задолго до возникновения этой слободы. Во-вторых, слово «арба» и сам тип повозки не привились в центре Московского государства и сохранились лишь на юге, где контакты с тюркоязычным населением были теснее, чем в Подмосковье.

Большинство же ученых склоняется к тому, что в основе топонима «Арбат» лежит арабское слово «арбад» — форма множественного числа от слова «рабад», которое имело и имеет доныне значение «пригород, предместье». В Москву же оно могло попасть либо через татарское посредничество, либо непосредственно от торговцев с Востока. Арабское слово «рабад» вошло в лексику таджикского, тюркских языков Средней Азии и Казахстана в значении «городские стены и поселения с внешней их стороны, предместья».

Предполагается, что слово «арбад» могло попасть в Москву, например, от крымских татар — в этом, между прочим, содержится и объяснение относительно позднего происхождения этого названия, после исчезновения Золотой Орды и появления Крымского ханства. Крымцы переходили реку Москву у Крымского брода, а далее двигались к Кремлю по линии современных Зубовского и Смоленского бульваров. Там они должны были сворачивать на Арбат, поскольку Пречистенка и Остоженка кончались в пересеченной местности — Чертолье. Несколько в стороне был овраг — Сивцев вражек. Проходя Смоленской дорогой, крымские татары могли дать своему главному становищу название «Арбат».

Некоторые исследователи допускают возможность того, что топоним обязан своим происхождением восточным купцам. Но в настоящее время нет достаточного количества исторических свидетельств, которые позволили бы с большой уверенностью говорить о каком-либо происхождении.

18-19 века

В XVIII веке Арбат становится одной из самых аристократических улиц Москвы. Все больше строений, роскошных усадеб и особняков принадлежит здесь столичной знати — родовым дворянам, влиятельным чиновникам, богатым купцам, церковнослужителям. На Арбате размещались дома таких прославленных представителей московской знати, как граф П. Б. Шереметев, граф Ф. А. Остерману, князь Голицын и др. благодаря размаху и архитектурным изыскам знатных домов улица приобрела в Москве особый статус, который сохранила и до сих пор.

Произведенное в XVIII веке впечатление обособленности, роскоши сохранилось и после губительного пожара 1812 года, когда Арбат, застроенный почти исключительно деревянными домами, полностью выгорел. Однако, в отличие от других улиц Москвы, облик Арбата этот пожар, мало изменил. Здесь по-прежнему было разрешено деревянное строительство, и новые дома по подобию прежних возводились на старых фундаментах. Сред популярных зданий, построенных в то время в завораживающем стиле ампир, до сих пор сохранился дом 37, принадлежавший в 1834-1835 годах артистке Е. С. Семеновой.

Дома на Арбате всегда строились с использованием современных, навеянных модой стилей, поэтому и сама улица со временем меняла свой облик. Если в середине XIX века застройка улицы оставалась разрывной, особенно в средней части, застроенной дворянскими домами, где пространство украшали раскинувшиеся сады, то уже к концу XIX века на этих пространствах возводились доходные дома Трындина, Филатова, Панюшева, появлялись модные магазины и дорогие рестораны. Благодаря веяниям моды на Арбате появились трамвайные пути. С пуском первого трамвая суматохи и шума на улице, производимых тысячами прохожих, конкой, извозчичьими подводами, заметно прибавилось. В 1900 году был построен Киево-Воронежский железнодорожный вокзал, который способствовал притоку на Арбат купцов, торговцев, преуспевающих предпринимателей.

Интересно, что во второй половине XIX века Арбат стал популярным местом проживания для врачей, что оставило свой значительный след в истории улицы. Именно на Арбате возникло Общество русских врачей, в 1870 году — открылась общедоступная лечебница, где днем принимали больных, а вечером со своими докладами выступали известнейшие научные деятели.

Литературный особняк

В начале улицы под № 7 располагались на Арбате прежде два строения, соединенные каменными воротами. Глядя на опустевший, архитектурно непримечательный дом, можно подумать, что о заурядном этом строении и писать вроде нечего, и восстанавливать его не следует после недавнего пожара, облизавшего черным языком стены и крышу, через которую капает вода. Под грудой мусора видна лестница в подвал…

Последним торговал тут магазин «Ткани», а до него — «Лен». В другом строении, 7а, находился известный колбасный магазин. Оба эти каменных здания появились на улице после пожара 1812 года.

Было время, когда дом № 7 славился не только магазином. Во второй половине XIX века, как сообщил московский библиограф В. В. Сорокин, в нем открылась одна из первых частных библиотек города. В 1875 году ее опечатала полиция, поскольку на книжных полках стояло, по словам полиции, «много сочинений политических преступников: Радищева, Герцена, Чернышевского, Огарева, Михайлова, Ткачева, Прыжова и др.».

Висевшая на фасаде дома до недавнего времени мраморная доска напоминала о другом событии, первой русской революции. «В этом доме в 1906 году помещался Московский Союз текстильщиков и ряд других профессиональных организаций». Помещались в этом здании также профсоюзы строителей, маляров и рабочих других профессий, получившие после революции 1905 года возможность действовать легально. Но свобода эта длилась недолго: профсоюзы из дома ушли.

Проходит еще год, и дом становится известным благодаря разместившемуся в нем кинотеатру «Паризьен», одному из многих, появившихся тогда в Москве.

В дни последнего пребывания в городе вечером 18 сентября 1909 года Лев Толстой решил впервые посмотреть новинку века-кинематограф, о котором он слышал не раз. Из своего дома в Хамовниках писатель пришел на Арбат, в «Паризьен», стараясь не привлекать к себе внимания, сел в кресло, чтобы увидеть немой фильм…

После окончания первой части в зале вспыхнул свет. Киномеханик перезаряжал аппарат. Но Лев Толстой не стал ждать, когда начнется продолжение демонстрации фильма, встал и, к удивлению зрителей, вышел из кинотеатра, направившись домой. Как передают очевидцы: «Он был поражен нелепостью представления и недоумевал, как это публика наполняет множество кинематографов и находит в этом удовольствие».

Через несколько лет, уже после революции, в зале закрывшегося кинотеатра установили столики со стульями, эстраду. На Арбате, 7, появилась вывеска кафе «Литературный особняк». И не только здесь. В разных концах Москвы с начала 1918 года, когда, казалось, было не до того, чтобы открывать кафе (старые рестораны, трактиры, кофейни закрывались), они, тем не менее, зажигали огни, хотя продуктов с каждым днем в городе становилось все меньше, голод и разруха усиливались. Учреждали эти кафе не частные лица, как прежде, содержатели ресторанов, а возникшие после революции литературные организации разных существовавших тогда поэтических группировок: футуристов, имажинистов, неоклассиков. Всероссийского союза поэтов…

Поэт Иван Грузинов, друг Сергея Есенина, в воспоминаниях, опубликованных недавно под названием «Литературные кафе 20-х годов» в сборнике архивистов «Встречи с прошлым», упоминает среди наиболее популярных поэтических кафе той поры «Литературный особняк», где, по его словам, «выступлениям поэтов не было конца».

Эти кафе не только предоставляли возможность литераторам прочесть новые сочинения в кругу друзей или на публике издаваться, но и решить не менее тогда важную задачу хоть как-то поесть, чтобы не умереть с голоду.

В один из вечеров в «Литературный особняк» пришел с друзьями Сергей Есенин и прочел новую поэму «Пугачев». Работа над ней шла с конца 1920 года. Отрывки из незаконченного сочинения автор начал читать в Москве летом 1921 года, вернувшись из поездки по Средней Азии. Как сообщалось в газете «Известия», в ближайшие дни в клубе «Литературного особняка» (Арбат, 7) устраивается ряд вечеров. 6 августа С. Есенин читает «Пугачева»…«. Это случилось за день до смерти Александра Блока, в свой последний приезд в Москву жившего на Арбате…

Проходит еще год, и под сводами бывшего «Литературного особняка» обосновался небольшой театр. Назывался он «Мастфор», сокращение это образовалось из полного названия: «Мастерская Н. М. Фореггера».

Это был маленький театр, где ставились пьесы пародийные, полные буффонады, эксцентрики, режиссерской выдумки, художнических открытий, одним словом, театр нетрадиционный, экспериментальный, ищущий. Небольшой, но довольно популярный в течение нескольких театральных сезонов. Основал театр молодой режиссер Николай Фореггер, живший поблизости от Арбата, на Малой Никитской, 21. Как вспоминает известный кинорежиссер Сергей Юткевич, «Фореггер был крайне любопытной фигурой. Родом он из обрусевших немцев. Его полный титул был — барон Фореггер фон Грейфентурн… Окончив филологический факультет Киевского университета, Фореггер увлекся театром и стал настоящим знатоком старинного театра…».

Небольшая труппа Николая Фореггера ставила первое время пьесы на разных сценах, где придется, и только позднее получила стационар, бывший клуб «Литературного особняка». В «Мастфоре» сделали первые самостоятельные шаги в театре два друга, никому тогда не известные, Сергей Юткевич и Сергей Эйзенштейн. Поначалу они выступали как художники-оформители. Сергей Юткевич до поступления в режиссерскую студию Всеволода Мейерхольда учился в Строгановском училище, а молодой Сергей Эйзенштейн перепробовал себя на разных поприщах: учился в институте на архитектора, работал строителем, учил языки, готовился стать профессиональным переводчиком, служил в армии, поступил в Академию Генерального штаба. И все бросил, чтобы начать с нуля-в искусстве. Сергей Юткевич испытал себя на сцене «Мастфора» и как режиссер.

Произошло это, как часто бывает в искусстве, непредсказуемо: «Случилось так, что режиссер Фореггер, загадочно поблескивая очками, попыхивая неизменой трубкой, одобрительно хмыкнул, увидев мои эскизы к Мольеру. Я получил приглашение оформить спектакль пародий в его театре. Из кусков цветной бумаги, фанеры и обрывков пестрых материй соорудили мы-я и Сергей Михайлович Эйзенштейн-первое оформление для буффонадного спектакля-пародии на „Федру“ Расина в постановке Камерного театра…»

Из «Мастфора» друзья один за другим ушли, когда рамки этого театра стали для них узки, но всю жизнь помнили эту арбатскую мастерскую, потому что первые шаги всегда незабываемы.