Прочла очередную книгу своего обожаемого Жозе Сарамаго "Евангелие от Иисуса". Просто безупречно!
Одна из рецензий
Трудно сказать, почему авторов притягивают сюжеты, известные всем и каждому, - явно не от недостатка фантазии. Быть может, их ощущения сродни чувствам пианиста, в сотый и тысячный раз играющего одну и ту же пьесу - каждый раз по-новому... И надо сказать,что португальский писатель Жозе Сарамаго сумел исполнить пьесу под названием "Евангелие" - если продолжить ряд музыкальных ассоциаций - в совершенно необычной аранжировке.
Правда, первые страницы не дают повода так думать, оставляя впечатление, что Жозе Сарамаго - это португальский Томас Манн, с немецкой дотошностью обставляющий подробностями каждый поворот нехитрого сюжета. Но это впечатление оказывается обманчивым. Сарамаго, конечно, приведет нас к законному финалу, в котором присутствуют крест и гвозди, губка с уксусом и громовые слова "Се Сын мой возлюбленный", но на пути к нему подкинет немало сюрпризов. Чего стоит одна история любви Иисуса и многогрешной Марии из Магдалы - любви совершенно человеческой, плотской, полной самой нежной страсти и самой горькой печали - история, от которой, должно быть, бросит в дрожь правоверного христианина (если таковой вообще откроет книгу с кощунственным названием). Искреннее удовольствие гурманам от литературы доставит и сцена встречи "в верхах": на лодке, застывшей посреди Генисаретского озера, Бог приоткрывает своему сыну и присутствующему тут же Дьяволу честолюбивые планы завоевания мира и на память (а память у Бога, само собой, такая, что он помнит не только прошлое, но и будущее) читает синодик христианских мучеников, именуя их в алфавитном порядке - от Адальберта Пражского и Афры Аугсбургской до Сатурнина Тулузского и Теклы Иконийской, с подробными указаниями вида казни, которой те будут подвергнуты.
На самом деле, конечно, "Евангелие от Иисуса" - не просто сочная и колоритная проза, но роман философский в лучшем смысле этого слова: не назидательный, но задающий вопросы - о степени свободы и возможности ускользнуть от хитрых ловушек, расставленных судьбой-сюжетом, о власти воображения и ответственности творца-сочинителя, играющего персонажами текста - и мира. И хотя бы для того, чтобы осознать настоятельность этих вопросов, стоит вместе с Сарамаго и его героями пуститься в неспешный путь по выжженным и пыльным, исшарканным тысячами пар сандалий дорогам древней Иудеи.