ХОРОШИЙ ФОРУМ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ХОРОШИЙ ФОРУМ » Книжный мир » Рассказы о военных


Рассказы о военных

Сообщений 1 страница 20 из 31

1

Почему о военных?
Ну, во-первых, я сам, собственно... Из этой среды.
Во-вторых, военные всегда нравились дамам. Вспомним поручика Ржевского! Или вот писатель позапрошлого века Джером К. Джером, "Как мы писали роман". Там четыре джентльмена собрались написать роман:

"Мы обсуждали вопрос, кем будет наш герой.
Джефсон, у которого был практический ум, заявил:
— Дело не в том, какие герои нравятся нам, а какие герои нравятся женщинам, читающим романы.
— Вот это правильно, — согласился Мак-Шонесси.— Давайте соберем по этому поводу мнения различных женщин. Я напишу своей тетке и узнаю от нее точку зрения престарелой леди. Вы, — обернулся он ко мне, —расскажите, в чем дело, вашей жене и выясните, каков идеал современной молодой дамы. Браун пускай напишет своей сестре в Ньюхэм и узнает настроение передовой образованной особы, а Джефсон может спросить у мисс Медбэри, какие мужчины нравятся обыкновенным здравомыслящим девушкам.
Так мы и сделали, и теперь нам оставалось только рассмотреть полученные результаты. Мак-Шонесси начал с того, что вскрыл письмо своей тетки. Старая леди писала:
«Мне кажется, мой дорогой мальчик, что на вашем месте я выбрала бы военного. Твой бедный дедушка, который убежал в Америку с этой ужасной миссисБезерли, женой банкира, был военным, и твой кузен Роберт, тот самый, который проиграл в Монте-Карло восемь тысяч фунтов, был тоже военным. Меня с самой ранней юности всегда привлекали военные, хотя твой дорогой дядя их совершенно не переносил.
Кроме того, о воинах много говорится в Ветхом Завете (например, в книге пророка Иеремии, главаХLVIII, стих 14).
Конечно, нехорошо, что они всё время дерутся и убивают друг друга, но ведь в наши дни они, кажется, этого больше не делают».
— Таково мнение старой леди, — сказал Мак-Шонесси, складывая письмо и пряча его в карман.— Посмотрим, что скажет современная образованная особа.
Браун достал из своего портсигара письмо, написанное уверенным, округлым почерком, и прочел следующее:
«Какое удивительное совпадение! Как раз вчера вечером, у Милисент Хайтопер, мы обсуждали тот же самый вопрос и вынесли единогласное решение в пользу военных.
Видишь ли, мой милый Селкирк, человеческую природу всегда влечет к себе противоположное.
Поэт пленил бы юную модисточку, но для мыслящей женщины он был бы невыразимо скучен. Образованной девушке мужчина нужен не для того, чтобы рассуждать с ним на высокие темы, а для того, чтобы любоваться им. Я уверена, что дурочка нашла бы военного скучным и неинтересным, но для мыслящей женщины военный — это идеал мужчины, существо сильное, красивое, одетое в блестящую форму и не слишком умное».
Браун порвал письмо и бросил клочки его в корзину для бумаг.
— Итак, вот уже два голоса в пользу армии,—заявил Мак-Шонесси, — послушаем теперь здравомыслящую девушку.
— Сначала нужно еще найти эту здравомыслящую девушку, — буркнул Джефсон довольно унылым, как мне показалось, тоном, — а это не так-то легко.
— Как?—удивился Мак-Шонесси, — а мисс Медбэри?
Обычно при упоминании этого имени на лице Джефсона появлялась счастливая улыбка, но сейчас оно приняло скорее сердитое выражение.
— Вы так полагаете?—произнес он. — Ну, в таком случае здравомыслящая девушка тоже любит военных.
— Ах ты, чёрт побери! — вырвалось у Мак-Шонесси. — Вот так штука! А как она это объясняет?
— Она говорит, что в военных есть что-то особенное и что они божественно танцуют, — сухо заметил Джефсон.
— Вы удивляете меня, — пробормотал Мак-Шонесси, — я просто поражен.
— А что говорит молодая замужняя леди? — обратился он ко мне. — То же самое?
— Да, — отвечал я, — совершенно то же самое.
— А объяснила она вам, почему? — продолжал допытываться Мак-Шонесси.
— По ее мнению, военные просто не могут не нравиться, — сообщил я.
После этого мы некоторое время сидели молча, вздыхали и курили. «И зачем только мы затеяли этот опрос», —казалось, думал каждый.
То, что четыре совершенно различные по своему характеру образованные женщины, так не по-женски быстро и единодушно выбрали своим идеалом военных, было, конечно, не особенно лестно для четырех штатских..."
И наконец, это просто интересно.
Поэтому, с разрешения администрации, я буду здесь публиковать небольшие рассказики из жизни военных.

Светик, благослови!

0

2

Август написал(а):

Светик, благослови!

:yep:
Почитаем.))

0

3

ЭТИ СМЕШНЫЕ МОРЯКИ
Не так-то уж легко быть моряком - многие одесситы и даже одесситки хорошо это знают. Еще в античные времена говорили, что люди бывают трех видов - живые, мертвые и плавающие в море. Один из семи мудрецов древности Анахарсис даже говорил, что моряки - это люди, находящиеся на четыре пальца от смерти. Почему четыре? А это стандартная в те времена толщина корабельной доски. Да и не в толщине досок тут дело - когда Гераклит Понтийский, ученик Платона, рассказал, что жители понтийского города Диоскурии не только не убивают моряков, приставших к их берегам, а гостеприимно встречают, нормально обращаются, торгуют и могут даже подкинуть деньжонок на дорогу домой потерпевшим кораблекрушение, ему никто не поверил. "Как же это не ограбить и в рабство не продать, ведь деньги прямо из рук уплывают!" - думали все прочие греки, судя о других по себе. Чего еще было ждать от общества, где профессия пирата считалась не более противозаконной, чем, скажем, профессия плотника?
Впрочем, с пиратами не удалось толком справиться и до сих пор. Так что совершенно не удивительно, что на слезную жалобу гамбуржцев на докучающих им бюргеров удачи император Карл IV дал им добрый совет: "А изловите-ка вы этих негодяев и предайте справедливому суду!", чем свою помощь и исчерпал. Пришлось жителям соседнего Штральзунда самим разбираться с пойманными пиратами - им просто предложили залезть в бочки из-под селедки, а на жалобы, что бочечка-то махонькая, отвечали: "Не помещаетесь? Не беда! Все, что в бочку не влезет, наш палач с удовольствием отрубит!". Какая, однако, жестокость! Не учли даже то, что для получения каперского свидетельства в Англии нужно было представить справки от родителей и священника о безукоризненном моральном облике кандидата в Билли Бонсы - без справки пиратские завкадрами в море не брали... Впрочем, в Англии, известной своими традициями, хорошо оплачиваемую должность наблюдателя за пиратами (работа такая - стоит и смотрит, не плывет ли судно под черным флагом) отменили уже после второй мировой. Думаю, что к немалому сожалению тружеников этой редкой профессии.
Но не все древние мореходы были пиратами. Бравые античные мореходы, наконец-то сообразив, что по Черному морю приятнее плавать не в ноябрьские штормы, а малость пораньше, и переименовав на радостях наше самое синее в мире из Аксинского (Негостеприимного) в Эвксинский Понт, кормили всю Грецию скифским хлебом и соленой рыбкой (то, что лепешки для строителей Акрополя пекли из пшенички, выросшей под Беляевкой или Арцызом, более чем вероятно). А карфагенянин Ганнон 3000 лет тому даже Африку обогнул - всего за шесть лет. Приставали к берегу, распахивали поля, сажали хлебушек, а как уберут - плыли дальше, и только вдоль берега, ибо компас китайцы изобрели существенно позже. Да и первую морскую карту некий Мариний из Тира составил только во II веке до нашей эры. А до этого вся навигация сводилась к нехитрой схеме Ноя - выпустить птицу и плыть туда, куда она полетела, резонно предполагая, что уж она-то знает, где берег. Все мореходы, доплывшие таким образом до берега, уверяли, что птичка летела правильно, а мнение прочих, сгинувших из-за птичьих ошибок в пучине, учесть никак не удавалось. Как по мне, лучше уж полагаться на навигационный прибор викингов - ложку с длинной ручкой. Главный викинг перегибался через борт, зачерпывал этой ложкой водичку, задумчиво прихлебывал и с авторитетным видом изрекал: "Правильно плывем - вода не такая соленая и родными помоями припахивает!" Кстати, хотите верьте, хотите нет - тоже доплывали... Вот полинезийцы вообще обходились, подвешивая на мачту продырявленную во многих местах скорлупу кокосового ореха, и по тону свиста определяли, куда пирога плывет. Но в Европе кокосовых орехов не росло, вот и обходились, как могли...
В Колумбовы времена профессия моряка стала самой героической - ну как у нас космонавты. Кстати, не менее опасной. Колумб ведь не просто, как остроумно заметил Арт Бухвальд, отправился открывать одно, а открыл другое, что назвали именем третьего - он чуть не погиб на обратном пути из того, что принимал за Индию, чудом уцелел после ужасной бури. Чтоб добытые им сведения не пропали, он законопатил свои карты в бочонок и бросил за борт. В музее города Каргополь этот бочонок есть. Несмотря на шторм, все карты и записи выполнены каллиграфическим почерком, хорошими анилиновыми чернилами. Как и в прочих таких бочонках - время от времени они всплывают на рынке антиквариата, особенно если покупатель подоверчивее. Уже все каравеллы Колумба хватило бы этой тарой загрузить.
Не только это страшило мореходов. Вплоть до прошлого века, до изобретения фотографии, не богатеи и не люди искусства, а именно они были в Дании главными заказчиками собственных бюстов, чтоб хоть дети помнили лицо отца, если вдруг чего. А когда доплывшие до цели моряки Магеллана отслужили благодарственный маневр за спасение в церкви Нуэстра Сеньора де ла Попа (и нечего хихикать, это богородица попутных ветров, "попа" - по-испански корма), на них еще и церковную эпитимью наложили - за то, что воскресенья праздновали не когда положено. Кто ж их них знал про линию смены дат? Зато советский Минморфлот учел опыт Себастьяна Эль-Кано и в 50-х годах специальный приказ издал - чтоб советские суда пересекали эту линию только с востока на запад. При этом один день выпадает, и можно за него не платить - а то ведь никакой валюты не напасешься.
Парусные корабли были не только прекрасны - красота их была строго функциональна. Прекрасные фигуры тритонов и морских дев на носу галеонов не радовали глаз и не служили тараном, а просто скрывали самый обыкновенный сортир, ибо если поставить его на корму, попутный ветер сдует все неуставные брызги мореходу прямо в фэйс, а на носу все уносится тем же ветерком за борт. От слов "галеонная фигура" и родился международный морской термин "гальюн". А вообще в российской морской терминологии масса голландских слов - это Петру Алексееву, плотнику саардамскому, прирабатывающему по совместительству царем, спасибочки. "Все наверх" по-голландски "овер алл" - отсюда слово "аврал". Типичная на парусном судне опасность - когда сверху что-то падает. По-голландски - "фалл ундер", отсюда наше "полундра". Порох по-голландски "крюйт" - вот вам и крюйт-камера. Имеется, правда, и английская терминология. Когда матрос на приказ начальника отвечает: "Есть!", он вовсе не покушать у него просит - этот так видоизменилось английское "йес". Дал кое-какие термины и язык родных осин - на старинных русских судах-расшивах провинившихся сажали в клетушку, где хранился такелаж, откуда и пошло слово "каталажка". А время на море тоже не часами меряют, а склянками - одна, две и так до восьми, полчаса на склянку, четыре часа - вахта. Восемь склянок правда, не бьют - вместо этого бьют рынду. Странно как-то: по всем словарям рында - царский телохранитель, за что его бить, даст ли он сдачи и как таких титулованных особ на все корабли напастись, совершенно не ясно. Хотя и тут все просто: по-английски "ринг дзе белл" значит "ударь в колокол", вот тебе и "рынду бей". Да и насчет склянок писатель Бестужев-Марлинский сомневался. Так и писал: "В морских заморских романах, я чай, не раз случалось вам читать: четвертая склянка, осьмая склянка. Это мистификация; это попросту значит, что моряки хватили три бутылки, что они пьют уже восьмую." Ему виднее, не зря же ходила в те времена поговорка: "Умные в артиллерии, щеголи в кавалерии, дураки в пехоте, а пьяницы во флоте". Конечно, среди сухопутных крыс - моряки говорят исключительно "на флоте".
Продолжим о парусных кораблях, подаривших миру первые небоскребы (да, именно так назывались верхние треугольные паруса в английском флоте еще 200 лет назад!). Скорость больших семимачтовых барков под всеми парусами доходила до 22 узлов (кстати, хотите прослыть среди моряков посмешищем? Скажите где-нибудь "узлов в час" - у моряков свой язык). А для того, чтоб не сбрасывать попусту скорость, доблестные капитаны стояли на мостике с пистолетом и в последний момент, когда мачту вот-вот унесет за борт, стреляли в парус. Ветер мгновенно разрывал дырку от пули, и мачта оставалась на месте. Понятно, что на доблестных парусных кораблях женщинам было не место. После посещения Екатериной Второй флагманского корабля адмирала Ушакова на судне произвели уборку, причем гораздо более тщательную, чем обычно - хоть и царица, а все-таки баба! Сама Екатерина действительно не обладала должным знанием флотских артикулов, что история и зафиксировала. Когда адмирал Спиридов начал объяснять ее величеству ход одного морского сражения, то несколько увлекся. Громовым командирским басом объяснив императрице все тонкости своих нестандартных сексуальных отношений с самим турецким пашой, его матерью, всем его гаремом и флотом, флагманским кораблем и самой большой пушкой, он в ужасе понял, кому и что он сейчас говорил, и застыл, как статуя. Но Екатерина сразу успокоила его, милостиво произнеся: "Продолжайте, адмирал, все равно я ваших морских терминов не разумею". Кстати, даже представить трудно, что такое "более тщательная уборка, чем обычно" - в допароходные времена корабли вылизывались, как кошки. Да и сейчас старший помощник на барке "Крузенштерн", капитан III ранга Шишин, содержавший корабль в идеальном порядке и чистоте, уверял, что такое внимание уборке уделялось не зря, ибо все пиратские бунты возникали из-за того, что у матросов появлялось свободное время. Не хочешь, чтобы матросы бунтовали - ветошку в руки, и вперед, от фальшборта до обеда!
Пищу на корабле тоже принимают не так, как на сухом пути. Готовит ее не повар, а кок, и не в кухне, а в камбузе. Макароны по-флотски у нас еда как еда, а на флоте - поощрение за тяжелую работу, так как готовились в день бункеровки, чтоб добавить силушки потаскать мешки с углем. Вместо официантов там стюарды (оттуда и летчики словечко содрали!), и чашечку кофе капитану в свое время опытный стюард ни в жисть не наливал - только полчашечки, чтоб не расплескать при качке. Кстати, накрывался стол при качке мокрой скатертью, чтоб не сползла на пол вместе со всем сервизом. А в штормовую погоду морской закон велит выкатить на палубу бочку с солеными огурцами - от качки всех тошнит и на кисленькое тянет, вне зависимости от пола. Раньше моряки жили на грани голодной смерти, попал в штиль - клади зубы на полку. А брезгливые моряки колумбовых времен ели свою пайку хлеба исключительно ночью, чтоб хотя бы не видеть копошащихся в ней червей. Да и в прошлом веке на борт пакетбота, перевозящего эмигрантов в Америку, пассажира пускали только по предъявлении билета и запаса харчей в дорогу, ибо в стоимость трюмного билета кормежка не входила. Зато теперь во время круизов пассажиров раскармливают до полного неприличия. Будучи в круизе, выигранном в "Свою игру", я даже пожаловался на садизм шеф-повара своему милейшему соплавателю, композитору Александру Колкеру, но тот в ответ ехидно поинтересовался: "А вы это своими ручками в ротик кладете?" - и мне было нечего ответить. А уж о выпивке (см. выше) я вообще молчу - куда мне до флотских! Академик Крылов, гостя у английских коллег-корабелов, на вопрос: "Что вы пьете?" ответил честно и прямо: "Все, кроме воды и керосина, если есть только эти две жидкости - тогда лучше керосин, лишь бы не воду!". Впрочем, нелюбовь моряков к воде можно понять и объяснить...
Правда, уходят в прошлое те еще недавние времена, когда военные корабли был символом мощи страны. Но еще недавно, чуть больше ста лет тому, Англия грозно предупреждала Россию, что не потерпит закладки российским флотом сразу пятнадцати современных броненосцев - вплоть до "правительство его величества оставляет за собой свободу действий" (так изящно угрожают войной на языке дипломатии). В России тоже испугались - кто это без ведома царя и морского министра столько кораблей строит? Оказалось, что все очень просто - действительно заложили броненосцы "Три святителя" и "Двенадцать апостолов". 3+12=15, это уж точно. Осталось только порадоваться, что броненосец "Сорок мучеников" решили закладывать годом позже...
А вообще моряки - люди особые, не такие, как все. На одном из совещаний Сталин недовольно обратил внимание сидевшего рядом с ним адмирала Кузнецова, что некий присутствующий на совещании адмирал на его руководящие указания практически не реагирует - не враг ли, мол? Кузнецов, человек храбрый и самостоятельный (вопреки прямому указанию вождя привел флот в боевую готовность в ночь на 22 июня, чем спас очень многое и многих), не испугался объяснить лучшему другу физкультурников, что адмирал толковый, заслуженный и расхождений с генеральной линией не имеет - просто военная специальность такая, морской артиллерист, а как не оглохнуть, сидя в стальной коробке, в которой еще и двенадцатидюймовые пушки бухают? Сталин, видимо, был в хорошем настроении, и так же, как и спросил, вполголоса, сказал: "Да, зря я такого заслуженного человека обидел. Да и наград у него маловато, а Вы говорите, что хорошо служит... Может, ему орден дать?" На другом конце стола адмирал вскочил и заорал на всю комнату: "Служу Советскому Союзу!" Такая уж особенность слуха у военных моряков. Да разве только у моряков?

0

4

- Я покажу тебе самое прекрасное на свете... сказал он.
- Посмотрим... сказала она...
По "хребту беззакония", все быстрее и быстрее, через Матросский, мимо "ямы", "ладьи", по небольшой лестнице, через ворота на бульвар, через "поцелуев мост", к "Прибою", сквозь клочья тумана поздней осени Города, они выбежали на мыс...
Лениво шевелящаяся изумрудно-черная вода у ног...
Туман...
Тишина...
Такая тишина на внутрением рейде стояла только в эти минуты - и только в эти дни...
Тишина немолчного плеска волн о когда-то белый, а сейчас позеленевший камень набережных, тишина отдаленного гудения каких-то механизмов, еле слышного шороха шагов и приглушенных голосов, остро пахнущая мазутом и йодом, под силуэтами двух адмиралов, вырисовывающихся из абриса крыльев бронзового орла, навеки застывшего над водами бухты... спокойными и мудрыми, видевшими, казалось, все и готовыми, кажется, ко всему...
- На флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания -Смирррнаааа!!!
Перекличкой от входа до самого устья речки пронеслось, отражаясь от воды и скал, отдаваясь эхом, сливаясь в удаляющееся аа-аа-аа...
И выкатившееся вдруг из-за белокаменских высот оранжевым апельсином солнце сдернуло завесу тумана, яркими бликами отразившись на лаковых бортах и лаковых волнах, заиграло в последнем золоте листвы платанов...
И змеиное шипение летящих с шиком вниз по туго натянутым вантинам флагов "Добро".
- Та...ащ... ка...ади... время вышло!.. ышло... .шло... шло...
Опять перекат, усиленный корабельной трансляцией и эхом ударяющий в скалы, колонны Пристани, отскакивающий упругими мячиками от бортов и надстроек...
- Л..аа..г ...днять... ать... ать!
И звенящая мощь оркестров, и перезвон склянок, и звуки горнов, настроенных специально слегка не в тон, и волшебное превращение суровых громадин...
И в мгновенно наступившей секундной паузе - после "Воль-но-о-о" ...оно... оно...
...хрустальные звуки гимна Города, звенящими монетами падающие на площадь, асфальт, бухту, корабли, казалось бы, едва слышные, но все же четко различимые:
...Гордость русских моряков...
Они стояли, взявшись за руки, с застывшими на эти секунды сердцами, вдруг пропускающими удар за ударом, вытянувшись и, кажется, встав на цыпочки, в безумии поднимающего и рвущего душу восторга...
Мальчик в неуклюжей форме с двумя "галочками" второкурсника на левом рукаве бушлата и девочка, тоненькая, как гитарная струна, с распахнутыми озерами бездонных глаз...
...Они не знали, что их ждет впереди...
...Холодные чужие квартиры, дымящие печки, которые надо топить углем, и - разлуки...
…Болезни сына и снова чужие квартиры и – разлуки…
...Железо, железо, железо, на долгие годы железо, ставшее родным и более близким, чем жена и сын...
...И шторма, и одиночество мостика, и - разлуки...
Они не знали этого...
Они стояли и слушали эту магическую тишину...
Время вышло!..

Б.Васильев

0

5

Воздух

-- Вовик, ответь немедленно: любишь ли ты воздух! Воздух! Этот дивный коктейль из азота и кислорода сдобренный специями - углекислым газом и прочей
отрицательной ерундой. Как я люблю воздух! Ах! Ты представляешь: им невозможно насытится. Никак. Он врывается во внутрь и проникает во все закоулки. И
омывает. Да! Омывает там каждый мой завиточек родимый! Каждую пипочку, тяпочку, мавочку, таточку! Кстати, у тебя есть свои таточки? А? Не молчи, несчастный,
но молви!
-- Вот балаболка!
Серега с Вовкой шли по улице. Они шли в отдел кадров флота получать назначение - два лейтенанта только что из училища.
-- А что я люблю больше воздуха? Нууу?
-- Ну?
-- Больше воздуха я люблю женщин. Вот! Они кудрявые везде. К чему не прикоснись. Ты прикасаешься - а они кудрявые. И сколько их, Господи! Сколько! Они
всюду. Да! А знаешь ли ты, что только что пришло ко мне в голову: мы должны женится. Сейчас же. Эта мысль пришла ко мне, но она меня не поразила. И это
странно. Это неожиданно. Любая мысль, приходящая, не может не поражать, хотя бы способом своего появления. И даже не способом, о котором я ни шиша не знаю,
но...
-- Короче.
-- Да, так вот: мы должны жениться. Как тебе это?
-- Сейчас?
-- А когда, милый, когда?! Тебя засунут на корабль, как руку в жопу слона, и не скоро вынут. А как же продолжение рода? Ты что не хочешь, чтоб у тебя
родился сын, продолжатель династии мореходов, пароходов и человеков, и чтоб его тоже засунули в жопу? Чтоб он испытал тоже, что и ты, но только в большем
размере? А когда ты еще сделаешь сына, как прямо не сейчас? О-о-о... я уже вижу как ты делаешь сына, а за одно и я... о-о-о... вот она лежит на постели, а
ты подходишь, свесив руки, и не только их, ты видишь ее колено. Оно светится, хотя вся она тоже ничем не прикрыта, но ты видишь только колено, хотя в глаза
лезет все остальное, но это колено - оно такое нежное и податливое, и ты вступаешь на одеяло, наклоняешься и целуешь его, сначала робко, а потом все сильней
и сильней - никакого удержу; ты покрываешь поцелуями все, все ее тело, и оно при каждом прикосновении наполняется негой и стоном, оно выгибается, изломав
свои собственные линии вдоль, а потом и поперек, а ты уже там, у врат истомных, и ты вторгаешься в них на манер пехотинца Александра Македонского, и тебя
опаляет жар - жадный, липкий, а ты торопишься, торопишься, торопишься, и вот уже реки взапруженные, степи иссохшие и ураганы - все смешалось, пытаясь лишить
тебя сознания, но в это мгновение прорвались, лопнули клетки и вылетели птички. А вот, кстати, и первая девушка, неизведавшая трахомы.
Они подошли к летнему кафе. За столиками было пусто, но в глубине сидела девушка. Серега направился прямо к ней. Она была стройна -- и это главное. За три
шага до нее Серега рухнул на колени, простер к ней руки и завопил:
-- Дивная! Будьте его женой! - при этом он указал на Вовку, у которого от всего этого глаза на лоб полезли. Наконец он кое как овладел собой и вступил в разговор:
-- Не обращайте на него внимания. - пытаясь оттащить Серегу.
Девушка окаменела. Ее широко распахнутые глаза смотрели на Серегу так, как если б ей явился колосс родосский.
Серега между тем уже освободился от друга и теперь, успев подползти ближе, стоял перед ней, но обращался к Вовке:
-- Не хочешь?
-- Нет!
-- Он не хочет из природного благородства. Тогда обращаюсь от своего имени и сердца. Вы и только вы за пять шагов до этого воцарили в моем опаленном
сердце. Посмотрите вокруг: видите ли вы здесь людей? Нет! Здесь нет людей. Мы одни на планете. Только вы и я. Вот почему нас тянет друг к другу. Нас влечет.
Нас волочет. Будьте моей женой. Я молод, красив. Станьте моей и вы изведаете муки моего сердца. Я вам его тут же открою. Да! Да! Да! Немедленно открою. Вот
прямо возьму и ... но нам надо на корабль. Нас ждут опасности, свершения и смерть подстерегает на каждом шагу. А что такое военный моряк, как ни человек,
приготовленный к смерти? Как ни человек, сказавший ей: да! Да! Сотня чертей! Для него дорога каждая минута - для это военного человека. И он желает
жениться. Что в этом желании плохого? Что в нем постыдного или бесчестного? Нет! И еще раз - нет! Я вас никогда не обижу. Способен ли моряк обидеть ребенка?
Никогда. А вы совсем еще ребенок. Я это вижу так же ясно, как все, что напротив. Но подспудно, скажите, подспудно, вы ведь ожидали нечто подобное,
согласитесь. Всем своим сердцем вы двигались навстречу ему - событию. И вот оно пришло. Оно настало. Наперло, заперло, заполонило. Сейчас или никогда. Оно,
а не я, требует от вас ответа: да или нет. Да или нет! Вам решать. Решайтесь. Ну?
Девушка сглотнула слюну. Глаза ее, в которых поначалу приютился страх, понемногу оттаяли и теперь уже смотрели на Серегу с любопытством и озорством. Она
мигом окинула взглядом весь его облик - Серега был отнюдь не урод - и призадумалась, казалось она в уме производит некое арифметическое действие: например перемножает 20 на 18. Но вот она закончила его, поднялась и сказала:
-- Идем!
Серега немедленно встал.
Через двадцать минут они уже были в загсе, где Серега, извлек на свет командировочное предписание и в три секунды развернул перед заведующей картины,
достойные старины Айвазовского - там были корабли на рейде, а также бури, валы и сломанные мачты.
Еще через десять минут они стали мужем и женой.
Не будем описывать их недолгие сборы, очумевших родителей новобрачной, отсутствие свадьбы, и то платьице, в котором молодая последовала за молодым. Не
будем описывать быт и смрад, ДОФ, мотанья и чемоданы, и первую брачную ночь на них, и медовый месяц не будем описывать, и то, как Серегу, кстати, вместе с
Вовкой, назначенным с ним на один и тот же корабль услали в море на целый год, и то, как она родила, и при каких обстоятельствах, и то, как он пришел, и она
его встретила у решетки с маленьким симпатичным кульком на руках, и то, как Серега, идя ей навстречу, никак не мог понять чего она там в руках держит, и то,
как у него, такого говорливого, вдруг не хватило слов, и голос начал ломаться, и то, как потом, уже на чужой квартире, куда их устроили друзья, ночью, он ее
вдруг спросил: "А ты меня любишь?" -- и она ответила: "Наверное, да!"

А. Покровский

Отредактировано Август (Понедельник, 19 октября, 2009г. 20:12:29)

0

6

"Герман" и судьба.

Это случилось после последнего путча. В 94 году, а может и в 95. Для конспирации все путают даты. В стране наблюдался разгар перестройки, в стране все украли и поделили.
И в первую очередь рефрижераторный флот.
А все потому, что перевозимый груз почти всегда стоит намного больше того, что стоит корабль и его команда, так что выгодное это дело.
Герман Матерн был немецким антифашистом и значился на обоих, имеется ввиду, бортах. Его портрет почти всегда висел вертикально в красном уголке, а после того, как с корабля за ненадобностью, как мебель, убрали помполита, для сокращения времени его стали называть просто фашистом.
Там же висела его краткая, как у коня, родословная, а капитана мы назовем Вышетрахен, а настоящую его фамилию мы скроем по причине того, что вдруг всем станет неудобно.
По той же причине никак не вспомнить названия китайского порта, из которого вышли утром.
Уже спало напряжение шатания по акватории, уже отстояли две вахты, и впереди уже свободная вода и можно вроде бы расслабиться, хотя воды все еще китайские и судно входит в заряд тумана.
Не успели войти - траааах! и столб искр до неба -- переехали китайца. Судно китайское. Как он в тумане оказался и что он там делал -- неизвестно, но только все тридцать китайцев - его команда -- уже стояли вдоль борта и все они были в спасательных жилетах, и на ломанном русском орали: "Русские! Спасите наши души!".
От удара наш великий "Герман" разрубил китайца пополам, и тот тут же утонул. Наш без груза тянет на десять тысяч тонн, а с грузом - все восемнадцать, судно ледового класса. Так что - пополам в одно мгновение, и китайцы уже плавают. Отработали назад - двух китайцев под винты и в дивные клочья, остальных втянули на борт и в красном уголке сложили.
По рации связались со своими: "Что делать?"
Им в ответ: "Рвите когти из террвод!"
И начали рвать когти. Полного хода узлов шестнадцать, нос в небо, ноги на плечи и как вдули - и на запросы не отвечаем.
Радист закрылся намертво в рубке, а там броня со всех сторон; капитан на мостике, а боцман на баке дырку на носу сторожит, поскольку дырку-то себе тоже сделали.
И показался китайский сторожевик. Как он узнал о столкновении?
-- Китайцы специально подставились! Суки! Они ж все в жилетах! И еще: пока от удара по переборкам летали, как они этого урода по рации успели вызвать? Значит все заранее? По плану? Суки поганые! -- орали на мостике.
А урод догонял и приказывал остановиться. А ему показывали хер, вспоминали его маму и уходили на всех парах.
А тут спасенные китайцы организовались, и пошли на мостик с серьезными рожами "визите нас в Китай".
Плотник заточил четыре напильника, помощник запасся дубиной, а электрик - он вояка бывший, старый дед, но очень суровый на вкус, он Точилину через контракт за какую-то мелочь в рог кувалдой заехал - взял свою кувалду и через три секунды убедил всех китайцев в том, что он иногда потрошенными китайцами всякую ненормальную отраву закусывает.
Заперли их в столовой, и они там немедленно "Интернационал" запели, после чего сторожевик открыл огонь.
Накрыло со второго залпа и сразу же сделало дополнительную дырку с того борта, где боцман караулил первую.
До нейтральных вод было чуть-чуть, когда капитан вызвал южнокорейский сторожевик на подмогу. Корейцы китайцев любят, как гуси сковородку, так что откликнулись сразу.
Кореец подошел, встал между нами, а потом по китайцу пару раз треснул изо всех орудий, и тот отвязался.
Притащились в Корею, китайцев покидали в автобус и увезли, а сами заварили дырки, перекрасились, и "Герман Матерн" с того борта, что с пирса виден, написали латинскими буквами и стал он тем же "Германом" только на латыни.
Капитан для надежности даже портрет Матерна у себя в каюте под кроватью спрятал.
Потом сходили в одну корейскую контору и там за сто баксов продали корабль Кипру, после чего подняли кипрский флаг и ушли через Панаму в Европу.
А китайцы пытались арестовать другой корабль нашей компании, который в это время у них ремонтировался.
А им сказали: ни хрена не знаем, у нас такого корабля, как "Герман Матерн" не числится. Есть, правда, какой-то "Херман", не без того, но он латинскими буквами и принадлежит киприотам.
На том и разошлись.
А недавно видели "Германа", поскольку его потом продавали незнамо сколько раз: англичанам и не англичанам.
И ходит он теперь под китайским флагом, что самое удивительное.
А. Покровский

Отредактировано Август (Вторник, 20 октября, 2009г. 10:46:39)

0

7

-Так что случилось с лодкой?
-Она утонула…

Раннее утро у стенки завода. Никто не играет с гидроприводом... Все наглаживаются, напомаживаются, строятся и убывают слушать речь заместителя Министра. А у причала судоверфи лежит, покачиваясь, атомная подводная лодка. И не осталось у нее ни охраны, ни верхней вахты.
А в 4 часа дня, устав ждать начальство с политического собрания, на борт атомохода прибывают две группы: акустики и ядерщики. Прибывают раздельно, о присутствии друг друга не ведая. И начинают играть с гидроприводом...
Ядерщики: "Что-то у нас нос провис? Эй, сбегай, добавь пять тонн воды в кормовые цистерны!" Парень сбегал в Центральный пост лодки и добавил.
Акустики, влезая в открытый носовой люк и спотыкаясь о тянущийся через него в глубь корабля тугой жгут кабелей: "Бараны, коффердам не поставили! Люк-то открыт! Чего это у нас нос приподнят? Бардак! Брат, сгоняй, добавь воды в носовые цистерны". Брат сгонял и добавил.
Ядерщики: "Да, что ж за...! Мы ж дифферентовались только-что. Ну-ка, слетай, добавь еще воды в корму". Слетал.
Акустики: "Нет, так работать нельзя! Опять носом кверху. Пулей! Еще воды в нос!"
Так они и вывешивали лодку четыре часа!!! А в 8 часов вечера, когда акустики пошли ужинать, ядерщики тоже решили закрыть море на замок. Закрыли, предварительно продув кормовые цистерны, которые они закачивали водой все это время.
Что сказал бы Архимед в такой ситуации? Он сказал бы: "Она утонет!"
Правильно, она и утонула в 8 часов 55 минут. Сильно булькала и фонтанировала. Пытались рубить топорами кабели, чтобы закрыть тот носовой люк, но не успели. А возвратившиеся со встречи с заместителем Министра ВМС США Джеймсом Д. Литтлом флотские начальники вместо боевого корабля увидели 30 миллионов долларов, утопленных в водах реки Напа, впадающей в залив Сан-Франциско. Лодка называлась "Гитарро"...

О.Рыков

0

8

Меня терзают сомнения...

Дальше в рассказах встречаются те самые морские термины, которых не разумела Екатерина Великая в речах адмирала Спиридова. Редко, но встречаются. И довольно часто. Почти как в жизни.
С одной стороны, правила форума вроде запрещают эту терминологию. А с другой стороны, не может же Август редактировать и исправлять художественное произведение?
А с третьей стороны, Август вовсе не уверен, что хоть кто-то читает эту ветку, поскольку она окружена гробовым молчанием. Тогда можно писать что угодно.
Ну и что делать?
Остается один, но очень хороший выход: спихнуть всю ответственность на администрацию.
Администрация, Ау-у!
Ждем руководящих указаний. С добродушной швейковской улыбкой на лице.
А пока -

О критической точке

Знаете ли вы что-нибудь о критической точке?
Знаете ли вы, что каждый предмет имеет критическую точку, в которую ткни - и он тут же развалится?
Вот, например, граненый стакан. У вас в руках когда-нибудь рассыпался граненый стакан?

Капитан второго ранга, дежурный по дивизии атомоходов, и лейтенант, дежурный по казармам, стояли и смотрели на сосульку.
С утра получили телефонограмму от командующего: "Сбивать сосульки!" -- вот почему они на нее так смотрели.
Эта сосулька весила тонн пять, не меньше. Выросла она над самым входом в подъезд не понятно как, и крышу казармы она в любой момент могла стянуть, словно
уличный хулиган шапку с младенца.

Видите ли, некоторые приказания на флоте отдаются не для того, чтоб их выполняли.
Они отдаются для того, чтобы напомнить о правилах игры.
То есть, командующий приказал: "Сбивайте!" - на что ему потом доложили бы: "Ваше приказание выполняется!". А он назначил бы новый срок выполнения,
поскольку в старый никто не уложился.
А ему потом опять доложили бы...
В общем, это должно было длиться и длится, и не просто так все должно было происходить...
И вот поэтому дежурный по дивизии привел с собой лейтенанта, чтоб тому на месте все стало ясно.

Надо было что-то делать. Дежурный по дивизии, в звании капдва, не отрывая своего взгляда от сосульки (как будто если он оторвет, то она куда-то денется),
осторожно присел, слепил снежок, встал, размахнулся и бросил его в сосульку - снежок в нее попал и прилип.
Тогда дежурный по дивизии слепил еще один снежок.
А лейтенант сначала следил за ним, как за ненормальным, но потом сам присел, слепил снежок...
И его снежок тоже прилип к сосульке.
-- Я думаю, ты задачу понял, лейтенант, -- сказал капдва со значением.
-- Так точно! -- ответил лейтенант и этот ответ был правильный.
-- Как собьешь... -- капдва позволил себе задумчивую паузу.-- ... доложишь.

Оставшись один на один с сосулькой, лейтенант думал секунд десять. Потом он поднялся на пятый этаж, зашел в гальюн и открыл форточку - а сосулька - вот
она, рукой подать.
Лейтенант взял шланг, присоединил его к отопительной батарее, благо, что там краник был, и горячей водой через пять секунд растопил чудовище. Сосулька
рухнула вниз с таким грохотом, что там внизу чуть кого-то не убила.
Лейтенант сошел за землю и посмотрел: сосулька лежала перед входом в подъезд гигантской грудой
и та ее часть, куда снежки попали, сохранилась.

-- Сбил! -- доложил лейтенант.
-- Что? -- не понял дежурный по дивизии.
-- Сосульку сбил!
-- Иди ты!

И вот они оба стоят над мертвой сосулькой.
-- Ты чего, лейтенант, -- дежурный, казалось, был не то чтобы не рад, он был, скорее, озадачен, -- как это?
-- Так ведь вы приказали!
-- Ну, я приказал, и что?
-- Вот я и сбил.
-- Снежками?!!

Тут лейтенант задумался.
Думал он полсекунды.
-- Так точно!
-- Как это?
-- Попал в критическую точку.
-- Куда попал?
-- В критическую точку. У каждого предмета есть критическая точка. Из физики. Ткни в нее и предмет развалится. Вот у вас граненый стакан в руках никогда
не рассыпался? Ставите стакан на стол, а он вдруг разлетается на мелкие кусочки.
Видимо, у дежурного в руках стакан рассыпался.
Он пошевели сосульку ногой и доложил старшему помощнику начальника штаба.

-- Как сбили? Снежками?!!
-- В критическую точку попали.
-- В какую точку?

Через несколько минут старший помощник увидел сосульку. Наверное он помнил физику, и у него в руках рассыпался граненый стакан. Он решил сам позвонить
начальнику штаба флотилии.

-- Сбили, товарищ адмирал!
И, о чудо, начальник штаба, адмирал еще помнил о физике, потому что у него в руках, видимо, тоже что-то там рассыпалось.

А вот командующий о физике не помнил. Вернее, он не поверил.
На то он и был командующим. Что-то здесь было не так. Что-то не так...
И не то чтобы в его руках не рассыпался граненый стакан, нет, он у него, может быть, и рассыпался, но...
Нарушился годами сложившийся порядок, правила игры, что-то пошло не по накатанному и это "что-то" беспокоило командующего.
-- Это у нас пятая казарма с той сосулькой была?
-- Так точно! Пятая.
Командующий посетил пятую казарму. Он увидел то, что осталось от сосульки, задрал голову и поднялся на последний этаж. "Смир-ррр-на! Товарищ командующий!.."
Командующий прошелся по помещениям, заглянул в гальюн...
Он долго стоял и смотрел на батарею.
Все недоумевали. Все ждали.
И все дождались: командующий открыл форточку, и быстренько подсоединил к батарее валяющийся рядом шланг.
До форточки шланг доставал.
Мало того, он высунулся в форточку.
-- Так! -- просиял командующий. -- Лейтенанту благодарность, а остальным... -- и тут глаза его совсем потеплели, -- а остальным... - он, казалось, что-то
вспомнил, -- а остальным... приготовить свои критические точки...

А. Покровский

0

9

ХАЙЛО*

Это нашего старпома так звали. Обычно после неудачной сдачи задачи он выходил перед нашим огромным строем, снимал фуражку и низко кланялся во все стороны:
- Спасибо, (еще ниже) спасибо... спасибо... обкакали.
Два часа на разборе мне дерьмо в голову закачивали, пока из ушей не хлынуло. Спасибо! Работаешь, как негр на плантации, с утра до ночи в перевернутом состоянии, звезды смотрят прямо в очко, а тут... спасибо... ну, теперь хрен кто с корабля сойдет на свободу.
По-хорошему не понимаете. Объявляю оргпериод на всю оставшуюся жизнь. Так и передайте своим мамочкам. Потом он надевал фуражку набекрень, осаживался и добавлял: "Риф-ле-ны-е па-пу-а-сы! Перья распушу, вставлю вам всем в задницу и по ветру пущу! Короче, фейсом об тейбол теперь будет эври дей!"
Старпом у нас был нервный и нетерпеливый. Особенно его раздражало, если кто-нибудь в люк центрального опускается слишком медленно, наступая на каждую ступеньку, чтоб не загреметь, а старпом в это время стоит под люком и ему срочно нужно наверх. В таких случаях он задирал голову в шахту люка и начинал вполне прилично:
- Чья это там фантастическая задница, развевающаяся на ветру, на нас неукротимо надвигается?
После чего он сразу же терял терпение: "А ну скорей! Скорей, говорю! Швыдче там, швыдче! Давай, ляжкой, ляжкой подрабатывай! Вращай, говорю, суставом, грызло конское, вращай!"
Потеряв терпение, он вопил: "Жертва аборта! Я вам! Вам говорю! И нечего останавливаться и смотреть вдумчиво между ног! Что вы ползете, как удивленная беременная каракатица по тонкому льду?!"
"Удивленная беременная каракатица" сползала и чаще всего оказывалась женщиной, гражданским специалистом.
И вообще, наш старпом любил быстрые, волевые решения. Однажды его чуть крысы не съели. Злые языки рассказывали эту историю так.

Торжественный и грозный старпом стоял в среднем проходе во втором отсеке и в цветных выражениях драл кого-то со страшной силой:
- ...Вы хотите, чтоб нам с хрустом раскрыли ягодицы?.. а потом длительно и с наслаждением насиловали?.. треснувшим черенком совковой лопаты... вы этого добиваетесь?..
И тут на него прыгнула крыса. Не то чтобы ей нужен был именно старпом. Просто он стоял очень удобно. Она плюхнулась к нему на плечо, пробежала через впуклую грудь на другое плечо (причем голый крысиный хвост мазанул старпома по роже) и в прыжке исчезла.
Старпом, храня ощущение крысиного хвоста, вытащил глаза из амбразур и как болт проглотил. Обретя заново речь, он добрался на окосевших ногах до "каштана" и завопил в него:
- Ме-ди-ка-сю-да! Этого хмыря болотного! Лейтенанта Жупикова! Где эта помятая падла?! Я его приведу в соответствие с фамилией! Что "кто это"? Это старпом, куриные яйца, старпом! Кто там потеет в "каштан"?! Кирпич вам на всю рожу! Выплюньте всё изо рта и слушайте сюда! Жупикова, пулей чтоб был, теряя кал на асфальт! Я ему пенсне-то вошью!..
Корабельные крысы находятся в заведовании у медика.
- Лейтенанту Жупикову, - передали по кораблю, - прибыть во второй отсек к старпому.
Лейтенант Жуликов двадцать минут метался между амбулаторией и отсечными аптечками. На амбулатории висел амбарный замок, у лейтенанта не было ключа (химик-санитар, старый козел, закрыл и ушел в госпиталь за анализами). Лейтенанту нужен был йод, а в отсечных аптечках ни черта нет (раскурочили, сволочи). На его испуганное "Что там случилось?" ему передали, что старпома укусила крыса за палец и теперь он мечтает увидеть медика живьем, чтобы взвесить его сырым.
Наконец ему нашли йод, и он помчался во второй отсек, а по отсекам уже разнеслось:
- Старпома крысы сожрали почти полностью.
- Иди ты...
- Он стоит, а она на него шась - и палец отхватила, а он ее журналом хрясь! и насмерть.
- Старпом крысу?
- Нет, крыса старпома. Слушаешь не тем местом.
- Иди ты...
- Точно...
Лейтенант прилетел как ошпаренный, издали осматривая пальцы старпома. От волнения он никак не мог их сосчитать: то ли девять, то ли десять.
- Подойдите сюда! - сказал старпом грозно, но все же со временем сильно поостыв.
- Куда вас поцеловать? Покажите, куда вас поцеловать, цветок в проруби? Сколько вас можно ждать? Где вы все время ходите с лунным видом, яйца жуете? Когда этот бардак прекратится? Да вы посмотрите на себя! У вас уже рожа на блюдце не помещается! Глаз не видно! Вы знаете, что у вас крысы пешком по старпому ходят? Они же у меня скоро выгрызут что-нибудь - между прочим, между ног! Пока я ЖБП писать буду в тапочках! Только не юродствуйте здесь! Не надо этих телодвижений!
Значит так, чтоб завтра на корабле не было ни одной крысы, хоть стреляйте их, хоть целуйте каждую! Как хотите! Не знаю! Все! Идите!
И тут старпом заметил йод, и лицо его подобрело.
- Вот Жу-упиков, - сказал он, старательно вытягивая "у", - молодец! Где ж ты йод-то достал? На корабле же ни в одной аптечке йода нет. Вот, кстати, почему все аптечки разукомплектованы? выдра вы заморская, а? Я, что ли, за этим дерьмом следить должен?
Вот вы мне завтра попадетесь вместе с крысами! Я вам очко-то проверну! Оно у вас станет размером с чашку петри и будет непрерывно чесаться, как у пьяного гамадрила с верховьев Нила!
Слышали, наверное, выражение: "Вот выйдешь, бывало, раззявишь хлебало, а мухи летять и летять"? Именно такое выражение сошло с лица бедного лейтенанта после общения со старпомом.
Но должен вам поведать, что на следующий день на корабле не было ни одной крысы. Я уж не знаю, как Жупикову это удалось? Целовал он их, что ли, каждую?

А. Покровский

0

10

скажу так.. что бы старпом мог так изъясняться, нужно немало книг прочесть!! :rofl: очень образованый морячок..

0

11

Альб написал(а):

скажу так.. что бы старпом мог так изъясняться, нужно немало книг прочесть!!  очень образованый морячок..

Не надо недооценивать моряков! Они, если хотите знать, и в философии смыслят...
====

Перед самым уходом нам вдруг заявили:
— Ничего не знаем, но уходя вы должны еще сдать экзамены ло кандидатскому минимуму.
— По какому минимуму?
— По философскому. Что, что вы на меня так смотрите, не помните что-ли?
— Ах, да-да-да...
— А то вы слиняете, а нам разбираться.
Понимаете, какое -то время тому назад, сдуру естественно, мы с Бегемотом решили писать диссертацию на тему "Ракетный двигатель — это нечто..." — и все для того, чтоб получить продвиженье по службе.
У нас же всегда так: то не двигаешься годами, а потом вдруг— бах! — и выясняется, что не двигаешься из - за того, что диссертации нет, хотя того, что у тебя внутри накоплено в виде натурального внутреннего опыта, хватило бы на десять таких диссертаций, и ты это чувствуешь, чувствуешь, и эти чувства не проходят даром, и какое - то время ты действительно увлечен этой идеей, и даже хочешь написать диссертацию, но только вот как же все это оттуда достать, то, что у тебя внутри схоронено, как извлечь, не повредив. Извлечь, изъять, показать, предъявитъ, и все остальные чтоб тоже поняли, что ты — ходячая энциклопедия — вот это самое сложное — но, черт с ним, по дороге что - нибудь придумается — и ты уже приступаешь к извлечению этих твоих нутряных знаний, уже нервничаешь по поводу того, что у тебя из всего этого получится, но тут опять — бах! — и ты увольняешься в запас, потому что предложили, потому что больше никогда не предложат и потому что нужно скорей, а то опять все передумают, перепутают, ушлют тебя куда - нибудь к совершенно другой матери, вот только экзамены по кандидатскому минимуму надо сдать, а то посещали занятия в рабочее время.
Да.
Занятия - то мы посещали, но только я почему-то где-то глубоко внутри был убежден, что нам все это никогда не потребуется, не говоря уже о Бегемоте — тот у нас вообще круглый балбес по поводу всех этих декартовых глупостей.
А я вот помню только первый закон, чуть не сказал Ньютона: материя первична, сознание — вторично, — и все, но, слава Богу, это все -таки основной закон нашей философии, осгальные законы, по - моему, возникают из тщательно подобранной комбинации этих четырех слов.
Так что выкрутимся, надеюсь.
Как-нибудь.
И отправились мы на экзамен.
Я вызвался первым сдавать, потому что терятъ, собственно говоря нечего.
Открываю билет  — а там, как заказывали, первый закон.
— Можно без подготовки?
— Пожалуйста.
— Материя,   — говорю я философу с легким небрежением, — первична, а сознание, как это ни странно, вторично!
— Хорошо,   — говорит он мне,   — а как звучит вторая часть первого закона?
Я подумал, что он меня не понял, и повторил еще более вразумительно:
— Ма - те - ри - я пер - вич - на, а сознание...
— Но вторая, вторая часть...
— Вторая часть, — говорю я ему, а сам чувствую, как меня заклинивает, — первого закона выглядит так:
соз - на - ние... вто -рично (главное не перепутать)... а мате - рия... первична...
И тут он замечает по документам, что я восемь лет как уже капитан третьего ранга, и это его несколько успокаивает относительно оригинальности моего мышления.
— Ну, хорошо, — говорит он, — переходите ко второму вопросу.
А второй вопрос у нас был: «Социальные аспекты, рассматриваемые в материалах XXVII сьезда КПСС».
Видите ли, вся трагедия моего положения заключена в том, что я с детства не понимаю слова "социальное", а мне все время кажется что это вроде как "общественное", и больше я к этому добавить ничего не в силах, я могу бредить полчаса в родительном падеже —"социальном", "социального", могу склонять: "я —социальное, они — социальные'', — а объяснить ну никак не получается у меня. Поэтому я заявил:
— Практически все аспекты, рассматриваемые в материалах XXVII съезда КПСС, так или иначе связаны с социальными сферами человеческого поведения...
И тут он начинает понимать, что для меня' 'социальное'' — тайна за семью печатями.
— А что такое "социальное", как вы это понимаете?
— Социальное?
— Да.
— Ну, это как общественное.
— Ну а все - таки, что такое "социальные вопросы"? Вот, к примеру, о чем вы думаете постоянно? Что вас постоянно заботит? Не дает вам спать?
— Постоянно?
—Да.
И тут я, может быть, первый раз в жизни, покрываюсь жгучим потом и говорю медленно, чтоб не ошибиться: — Меня постоянно заботит... идея торжества социализма во всем мире..
Инструктор политотдела рядом сидел, так он с головой ушел в пепельницу с окурками, отрыгивая пепел и охнарики.
Так смеялся, что не мог в себя прийти. Оказывается, "социальное" — это сады, ясли, квартиры, зарплаты... — вот что меня должно постоянно заботить, вот от чего я должен не спать ночами.
— Сколько тебе надо?  — спросили меня.
— Три балла,  — ответил я и получил свою тройку. А Бегемоту тут же поставили два шара, потому что он старший лейтенант и у него налицо способности к росту.
— Спушай, — подошел я к философу, — поставь парню три балла, а то его из - за этой двойки еще со службы уволят, не приведи Господь. Ну хочешь, я вместо него еще раз тебе это все сдам?
— Не хочу, — сказал философ, и Бегемот получил «удовлетворительно".

А. Покровский

Отредактировано Август (Четверг, 29 октября, 2009г. 22:11:00)

0

12

У нас круиз вокруг Европы, а в СССР — путч — ГКЧП. И информация из дома непонятная, разрозненная: танки на улицах, в Москве бои, а в Питере вообще неизвестно что — как-никак колыбель трех революций.
Каждый вечер начпо выходил и доводил обстановку на Родине, а в первый день путча вышел перед нами, пожевал тяжелым гладковыбритым подбородком и сказал:
— А теперь о положении в стране...
А известий-то никаких, одна музыка, так что он помолчал, махнул рукой и говорит:
— А х%й его знает, что в стране творится.
Мы так и опупели от такой информации.
Вот так мы пошли в поход из Ленинграда, а вернулись в Санкт-Петербург, а заодно и перестали изучать марксистско-ленинское наследие.
========================

Дежурю по дивизиону. Четверг. Вечер. Все командование, и наше, и районовское, в Мурманске на планерке. Машина, возившая комдива в Мурманск, уже вернулась, завтра комдив приедет с моим командиром. В 22.00 доложил оперативному дежурному о прибытии автотранспорта в гараж. После меня докладывает дежурный по району Паша:
— Все машины прибыли, за исключением одной.
— Что за машина? — оперативный кто-то новенький, голос не узнаю — он раньше не стоял. Паша назвал номер машины.
— Что везет?
— Фосфор.
— Откуда?
— От вас.
— Не понял.
— Что тут непонятного? — Паша начал волноваться. — Машины с Фосфором нет.
— Ладно, давайте разберемся. Марка машины?
— «УАЗ».
— Вы что, фосфор на «уазике» возите?
— А на чем его еще возить?
— На грузовике! — заявляет оперативный.
— Вы что, с ума сошли? Нельзя.
— Как? Почему?
— Это же Фосфор!
— Понятно, что это не сера. Ладно, какой фосфор?
— В каком смысле?
— Ну, белый, красный?
— Ну, может и красный, а может, уже и синий.
— Не слышал о таком. Много?
— Чего?
— Фосфора?
— В каком смысле? — опять повторил Паша.
— Сколько весит?
— Килограмм пятьдесят-шестьдесят.
— Упакован во что?
— Как обычно, но если синий уже погрузили, то россыпью. — Паша начал понемногу соображать, что к чему.
— Это же вредно?
— А что делать? Терпим!
— Сколько единиц?
— Одна.
— Как часто возите?
— Каждую пятницу.
— Зачем вам столько?
— Пригодится. Это же Фосфор.
— Я уже понял. А кто старший?
— Водитель. Это если Фосфор уже синий.
—Вы понимаете, что говорите!—это же опасный груз.
— Опасный, когда красный, тогда на машине «Выпускника» возим.
— Ничего не понимаю.
Так я не выдержал и позвонил оперативному по телефону: как ни странно, но он ответил сразу, сказав Паше по радио: «Минуту ждать!» Оказалось, что это Леха, с которым я в море ходил.
— Леха, не позорься на весь Кольский залив. Возьми таблицу позывных и посмотри. Фосфор — позывной начальника района.
— Так Фосфор — это Ванька?
— А ты что думал?
— Что это фосфор.

А. Стрельцов

Отредактировано Август (Пятница, 30 октября, 2009г. 22:26:17)

+1

13

Я говорю всем: прихожу домой, надеваю вечерний костюм - "тройку", рубашка с заколкой, темные сдержанные тона;
жена - вечернее платье, умелое сочетание драгоценностей и косметики,
ребенок - как игрушка;
свечи... где-то там, в конце гостиной, в полутонах,
классическая музыка... второй половины...
соединение душ, ужин, литература, графика, живопись, архитектура...второй половины... утонченность желаний...
и вообще...

Никто не верит!

А. Покровский

0

14

ДОХЛАЯ ЛОШАДЬ
Вторую неделю сидим на блоке около Чертового моста. Это почти четыре тысячи метров высоты, пустынная дорога и ледник, падающий в огромную черную пропасть. На кой черт мы здесь стоим, и сами не знаем. Несколько раз в неделю проходят только местные караваны из лошадей, ослов и верблюдов. Проверяем поклажу и отпускаем.
Караванщики относятся к этому терпеливо и только смотрят, покачивая головами, как бойцы роются в седельных сумках и мешках. Иногда местные дают нам кишмиш и сушеные дыни с лепешками, а мы в ответ одариваем их чем-нибудь из нашей аптечки.
Абсолютно пустынное и тихое место с дорогой, ведущей в соседний Узбекистан. Раньше здесь проходил один из маршрутов Великого Шелкового пути, поэтому отпечаток древности лежит буквально на всем: на огромных, сточенных ледником валунах, на развалинах какого-то древнего строения неподалеку от нашего блока, на следах, оставленных поколениями людей, когда-то шествующих по этой дороге. Даже с самим воздухом, кажется, вдыхаем мысли-воспоминания о прошлом.
Полторы недели назад местный житель показал нам достопримечательность на леднике. Дед долго вел нас по верхней кромке к тому месту, где в глубокой трещине виднелось голубоватое окно в старом разломе льда.
Как оказалось, нам страшно повезло, потому что погода была хорошая. Мы очень долго всматривались в прозрачный лед, ни черта не видя в его толще. Дед стоял рядом и ободряюще тыкал сухими, узловатыми цвета копченого мяса пальцами в глубь льда и что-то говорил на своей тарабарщине. Вдруг в какой-то момент луч высоко стоящего над горами солнца упал под нужным углом...
Когда-то давно страшная лавина неожиданно застала и похоронила караван. Потом вода и время сделали лед прозрачным. Благодаря лучу из толщи льда на нас глянули перекрученные ужасной смертыо тела людей и животных.
Как в невесомости, в прозрачном льду висели перемешанные тела. Направленные к нам лица людей с открытыми глазами и застывшими в немом крике провалами ртов. Солнце заиграло яркими красками на позолоте одежд, оружии, конской сбруе. Потом его лучи задрожали, и выхваченное ими видение исчезло, оставив нас стоящими перед мутным окном, ведущим в темную толщу бывшей ледниковой трещины.
Через день вдруг пошел очень сильный снег. Странно было его видеть летом. Снег завалил дорогу, блокпост, совсем отрезав нас от внешнего мира. Если бы не рация, оживавшая каждый час на столе около сплющенной гильзы, служившей иам светильником, из-за наступившего безмолвия можно было решить, что в мире, кроме нас, никого нет.
Снег падал несколько дней, потом закончился так же неожиданно, как и начался. Вместе с быстро таявшим снегом у нас закончились продукты и возникла первая проблема. Второй проблемой явилась пуля, ударившая в мешок с песком и камнями на бруствере пулеметной точки. Через полчаса следующая пуля прошила навылет руку бойца, взявшегося за плащ-палатку, завешивающую вход в сортир.
- У нас проблема, - сообщил я Сереже Бесчастных в рацию. -Гад-снайперюга каждое утро в десять начинает обстрел поста. Судя по рикошету, где-то с отметки 4100-4200. На снегу его не видно потому, что заходит со стороны солнца. Разбил оптику нашему снайперу. Серый, и жрать у нас - йок!
- Татарин! Потерпите несколько дней! У нас тоже проблема с погодой! У вас там наверху солнечно, а мы под облаками. Как у вас с бензином для движка?
- Экономим. Только на питание рации и подзарядку батарей используем! Топливо для печки у нас еще есть. Снег пока высоко, но тает. Засранца того отвадить бы нам.
- Ладно, Татарин! Держитесь! С поста лучше не выходите. Будут местные - на пост заводите и там шмонайте. Главное, оружие не пропустить. Все, СК! (термин "Связь кончаю").
И потянулся день, за ним другой, потом следующий. По началу перетирали между булыжниками прямоугольники прессованного пшенно-горохового концентрата и пекли из грубой муки лепешки. К исходу четвертого дня смотреть на него не могли уже все.
- Все, Татарин, больше не могу! - Толик подскочил над дымящейся тарелкой. - Я сейчас или дежурного растерзаю, или снайпера этого голыми руками порву!
- Сядь, Толян, - усмехнулся я.
- Потерпи! Горох - полезная и здоровая пища, - заявил Витька.
- Ага, только он - единственное вещество, переходящее из твердого состояния в газообразное. Минуя жидкое, - засмеялся Виталик.
- Ну, командир, давай хоть поохотимся, что ли? Мы в бинокль коз видели, - не унимался Толик.
- Про снайпера забыл?
- А мы заодно ему засаду устроим!
- Ты сначала найди, откуда он по нам пули кладет.
От тарелки оторвался самый молчаливый, татарин Фетхулиев:
- Метров двести ниже по дороге лошадь мертвая лежит. Давай мясо вырубим и сварим.
Все переглянулись и сглотнули слюну.
- Это не та, которую видели перед заступлением на пост? -спросил я, вспоминая тот день.
...На подходе к блоку почувствовали тошнотворно-сладковатый запах мертвечины. Поднявшись чуть выше, увидели огромный труп с раздувшимися на жаре боками. Когда проходили мимо, туча огромных зеленовато-синих мух с жужжаньем лениво оторвалась от туши, потревоженная нашим появлением. В тот же день, сидя в комнатке блока, я позволил себе пошутить в сторону собирающегося сержанта вэдэвэшника:
- Развел мух! Смотри, унесут сейчас в гнездо и съедят...
- Она, Татарин! Она самая!
Я передернул плечами, вспомнив огромный, поблекший лошадиный глаз, со здоровенной трупной мухой на нем.
- Да, сержант, давай мяса нарубим, - алчно блестя глазами, поднялся Толик.
- Черт те что... А ну отравимся? Там яду трупного уже немерено, - растерянно произнес я.
- Да ладно, Татарин! Выварим, и дело с концом...
- Ну и черт с вами! В конце концов, как говорил наш инструктор, научу жрать то, от чего козел сблеванет. Заодно и проверим, от чего именно у козла рвота бывает!
Рано утром, только-только засерело небо, два бойца отправились к туше. Мы в блоке, приникнув к оружию и биноклю, напряженно всматривались в белеющий напротив склон, готовые прикрыть друзей и надеясь в душе, что снайпер не занял свою позицию.
Но гад уже засел и первым же выстрелом снял Фетхулиева. Толик упал в снег рядом и затих. Снайпер начал методично посылать пулю за пулей по пустому месту, надеясь, видимо, зацепить ребят сквозь глубокий снег.
- Огонь, огонь! Быстро, мля! - орал я на ребят, несмотря на то что они, лихорадочно меняя магазины, долбили в противоположный склон. Чуть не плача, Виталик кричал:
- Ну где он, сука?! Выстрелов не видно совсем!
Перестрелка прекратилась. Молчал снайпер, молчали мы и ребята в ста метрах от нас.
- Эй! - закричали мы с поста. - Живой есть кто?
Ответом нам был выстрел со склона. И снова не в нас, а туда, в снег, где лежали ребята. Все посмотрели на меня. Я - зло на них.
- Горох вам надоел, - прошипел сквозь стиснутые зубы и ругая в душе себя. - Сейчас нажремся до отвала.
- Ладно, Татарин! - Сашка Федотов положил руку мне на плечо. - Делать-то что? Вытаскивать ребят надо.
- Что, что! - с раздражением пробурчал я, обдумывая положение. - Траншею в снегу копать будем.
Четыре часа мы продолбились в снегу. Сменяя друг друга, мокрые от пота и ледяных брызг, рубили слежавшийся снег лопатками и оттаскивали его на плащ-палатках ползком за пост. Наконец услышали вполголоса шутливое:
- Стой, кто идет!
Ввалились в утоптанную снежную дыру и обняли совершенно здоровых, но замерзших мужиков.
- Ну что тут у вас?
Фетхулиев виновато посмотрел на меня:
- Вот.
Я увидел его бедро, аккуратно замотанное окровавленными обрывками Толикова телышка. Приготовив бинты, быстро размотали и увидели аккуратное отверстие выше колена.
- Твою мать! - только и смог сказать я.
- Но по сравнению с тем, что мы считали его убитым, это мелочи, - добавил Федотов.
Осторожно положили раненого на живот.
С другой стороны бедра было такое же отверстие, чуть-чуть сочившееся кровыо.
- Ладно, бинтуем и быстро домой.
В помещении блока промыли и перевязали сквозную рану, сделали укол антибиотика и на всякий случай закатали противостолбнячный. Уложили, укрыли одеялом и сели к столу.
- Так, мужики, - ехидно спросил я. - Конины вы уже не хотите? - И посмотрел на Толика. Тот улыбнулся:
- Ну, теперь все просто! Копаем траншею до лошади и берем мясо!
- Да, Толян, - усмехнулся я, - энтузиазм - двигатель прогресса. Ну что, погнали копать!
К вечеру траншея была готова. Из нижней части конской туши нарубили куски темно-красного мороженого мяса. Еще через полчаса мясо лежало в котелке, под которым с ревом рвалось бешеное пламя бензиновых горелок. Вокруг, роняя слюни, пританцовывали двое дежурных. Из-под крышки показался парок, и через какое-то время все смущенно нюхали воздух.
Через полчаса вонь стала просто нестерпимой. Она окутала все помещение, и мне показалась, что стали слезиться глаза. Остальные, прикашливая и придерживая рукой прыгающие кадыки, стали пробираться поближе к амбразурам и двери.
- Вашу мать! Куда? - заорал я. - Берите котелки, плащ-палатку, примусы - и за здание.
Все кинулись вон.
- Воду меняйте постоянно, уроды! - со стоном крикнул бойцам вдогонку. - В могилу меня сведете, ироды!
Примусы шумели за стеной, в помещении царили устойчивый запах вареной мертвечины и наш взрывоподобный хохот.
Мясо пришлось варить всю ночь. Под утро, сказав, что я хочу умереть, если мясо жрать нельзя, снял пробу.
Пустой живот отозвался довольным урчанием. Чуть позже бодрствующая смена, зажав носы пальцами и макая куски разваренного мяса в соль, усиленно двигала челюстями. Снова потянулся день за днем. Спим, дежурим у пулемета на выносе, до боли в глазах всматриваясь в пустое белое пространство, окружающее пост. За последующие две недели мы пробили под тушей изрядную сквозную дыру, и мне пришла в голову мысль:
- Значит так, мужики! Завтра утречком разбиваемся на пары и по два часа с биноклем в лошадь сидеть. Солнце от нас. В туше бинокль не забликует. Пощупаем противоположный склон. Вдруг гад засветку даст...
- Татарин! Нам его снять нечем. Он же оптику разбил! Из автоматов его не достанем. Из пулемета тоже.
Я посмотрел через амбразуру на пулеметный вынос.
- А если из него? - и показал пальцем на установленный на станке крупнокалиберный ДШК, хищно выставивший ствол с набалдашником в сторону гор.
- Клааасснооо, - растягивая гласные, произнес Мишка. - Но попасть не попадем. Так, попугаем и только.
- Все, - хлопнул я по столу. - Хотя бы увидим эту суку! Потом думать будем, что с ним делать.
За ночь пулемет перетащили под тушу. На блоке на дощечки натянули несколько армейских рукавиц и приготовили из спальников и тех же дощечек вполне приличное чучело. Утром первая пара заняла место, а оставшиеся на блоке занялись провоцированием спайпера.
Целый день из-за оград, здания, брустверов появлялись краешки касок, варежки, приподнималось по пояс чучело в бронежилете. Снайпер стрелял. Скупо, расчетливо и более или менее точно. Наконец из траншеи выполз запыхавшийся Толик.
- Все, сержант, абзац, - прохрипел он, привалившись к каменной стенке ограждения блока. - Туша сверху оттаяла. Вони-ща! Сукровица тухлая прямо за шиворот течет...
Я пихнул его в бок:
- Ты кончай мне про свои ощущения от картины мироздания расписывать. Дело говори. Он улыбнулся:
- Есть, Татарин! В пещере он сидит! Чуть выше нас. Расстояние по дальномеру метров восемьсот.
Я схватил его за грудки, притянул к себе и расцеловал в обе вонючие щеки. Потом по-пластунски скользнул в траншею. Залез под тушу, закрутил носом:
- Как вы тут живете!
Мишка передал мне бинокль:
- Видишь раздвоенную вершинку?
- Вижу, - почему-то прошептал я.
На ноги мне влез Толик, просунув голову и плечи под тушу:
- Вот, прямо вниз иди и дырку увидишь. В ней он и сидит.
- Толяныч, ползи обратно и попроси на блоке пошевелиться!
Толик шустро сдал назад, мигом перевернулся и исчез. Через какое-то время мы услышали выстрел.
- Драгунка, - уверенно проговорил Мишка. - Выстрел хлесткий. Ну что, командир, увидел?
В черном зеве пещеры, почти сливаясь с ярким белым снегом неприметно мелькнула вспышка. Донесся звук выстрела.
- Угу, - сквозь зубы, враз взмокнув, отозвался я. Поднял бинокль выше и увидел нависающий под вершиной длинный снежный карниз. В памяти вдруг всплыло зрелище похороненного лавиной каравана.
- Мишка! Давай быстро за пулемет!
- Куда стрелять-то? - поведя стволом в направлении цели, спросил Мишка. - Я отсюда пещеру как точку вижу.
- Молчи, - так же сквозь зубы протянул я. - Видишь, выше пещеры снеговой карниз нависает?
-Ну!
- Давай длинной очередью по всей длине карниза.
Загрохотало в закрытом пространстве так сильно, что мы сразу оглохли. Ушам стало больно. Кислый пороховой запах забил нос и глотку, защипал глаза. Стали чихать и кашлять, вытирать кулаками слезы.
- Вот, мля! - догадался я по движению Мишкиных губ.
В тот же миг до нас донесся грохот лавины. Я припал к окулярам бинокля. По противоположному склону клубилась снежная пыль, вспыхивая на солнце. Через снеговой туман весело перекинулась разноцветная радуга.
- Радуга - это к счастыо! - глубокомысленно проорал мне в оглохшие уши Мишка.
- Нуууу, - проорал я в ответ, - а покойник?
- Тоже к счастыо, - рассмеялся он.
- Это не факт, что покойник имел место, - прокричал я, -надо проверять.
Когда пыль осела, мы стали лихорадочно обшаривать склон, пользуясь биноклем поочередно. Но устье пещеры исчезло под многотонной массой снега, и, как мы ни старались, так больше ничего и не увидели на чистом, как только что выпавшем снегу.
- Да досгали мы его, - лениво цедил Толик через час, лежа рядом со мной на узких нарах и ковыряясь щепкой в зубах. - Проклятая конина! Мало того что протухшая, так она еще и жуется плохо.
На столе ожила рация голосом лейтенанта Бесчастных:
- "Ласточка", "Ласточка", здесь "Гнездо", прием!
- "Гнездо", я "Ласточка"! - заорал я в микрофон, зажав тангенту.
- Татарин! Кончай орать. Слышимость прекрасная. Как дела? -спокойно спросил Сергей.
- Нормально! Но у нас один сотый. Легкий!
- Что со снайпером?
- Под лавину попал. Знаешь, Серый, в горах надо быть осторожнее!
- Ладушки! Значит так, завтра с утра прилетит вертушка с вашими сменщиками, тоже мотострелки. По-быстрому передашь им пост - и назад. Нас выводят. Все. СК!
На следующее утро был разбужен криком дневалыюго:
- Летит!
Мы с Толиком вышли и уселись у входа, наблюдая, как снизу медленно и как бы неохотно к нам приближается вертолет, надсадно молотя винтами разреженный воздух. Завис метрах в ста от нас, и из него в глубокий снег стали выпрыгивать бойцы, передавая друг другу рюкзаки и ящики. Один из новоприбывших, молодой высокий лейтенант с автоматом за спиной, пригибаясь от несущихся с винта струй, подбежал к нам.
- Старший лейтенант Иваницкий, - воинствеино поправляя ремень автомата, представился он. - Кто тут старший?
Я оглядел его с ног до головы. Новенький комплект песчаного цвета эксперименталки, щегольские ботинки с высокими берцами, весь хрустящий и чистый.
- Пойдемте, товарищ старший лейтенант, я покажу вам ваше хозяйство. Отбросив прикрывающую вход плащ-палатку, он вошел, пригнувшись, в помещение и растерянно стал принюхиваться:
- Вы что тут, лошадь дохлую держали?
Мы с Толиком переглянулись и не смогли сдержать улыбку:
- Именно лошадь. И именно дохлую! Только не держали, а ели! С продовольствием было плохо, вот и пришлось.
- Да где вы ее тут откопали?
Толик хитро прищурился:
- А она скоро совсем оттает, и вы почувствуете, где. Только не выбрасывайте, вдруг пригодится!
...Вертолет нехотя вырвал из снега шасси и, стангажировав носом, ревя турбинами, пошел вниз, сделав разворот над постом.
В последний раз в иллюминаторе мелькнули выложенные из булыжника стены, пулеметная точка и глубокая снежная траншея, оканчивающаяся, как запятой, вздернутой из снега лошадиной ногой с огромным черным копытом.
Из кабины пилотов вышел летчик, неожиданно повел носом и, перекрикивая рев двигателей, проорал мне:
- Чем от вас воняет?
Я взглянул на Толика, сидевшего рядом, упершегося лбом в стекло иллюминатора. Челюсти его были плотно сжаты, по губы подрагивали от еле сдерживаемого смеха. Потом он склонился ко мне и не менее громко, чем летун, проорал прямо в ухо:
- Надо же, а мы и не замечали!
На вертолетной площадке нас ждал комроты. Бойцы построились, сложив у ног снаряжение и автоматы. Он быстрым шагом подошел к нам и открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг, принюхавшись, неожиданно спросил:
- Вы что, дохлятину там жрали, что ли?
Ответом ему был взрыв гомерического хохота.
Я в изнеможении присел на рюкзак, уткнув лицо в коленки.
Сережка растерянно спросил:
- Где вы ее откопали?
У нас уже началась истерика.
Я прикрыл слезящиеся от смеха глаза ладоныо и в перерывах между приступами выдавил из себя:
- Откопа... Откопали!
Серый посмотрел на хохочущих бойцов, улыбнулся и покачал головой:
- Ну, черти вы, черти!

И. Коляка

Отредактировано Август (Воскресенье, 1 ноября, 2009г. 10:51:27)

0

15

БАЙКА
Валера улетал на учебные стрельбы. Жена Валя собрала чемоданчик со всем чем положено и, как положено, проводила.
На стрельбах не разгуляешься, в общежитии по вечерам скучно. Перед отъездом домой Валера сменил новую форменную рубашку, а в старую коллеги успели положить пару фирменных презервативов.
Ну шутка такая.
Дома Валя, как образцовая жена, все грязное сразу в стирку. Ну и, конечно, изделия обнаружила. Учинила допрос с пристрастием, но и Валера парень не промах, соображалка смекает.
- А это нам медик всем перед командировкой выдает. Видишь, я свои честно назад привез...
На следующий день в магазине сошлись несколько подруг. А еще через день сослуживцы укоряли Валеру:
- Ну ты и нашел чего ляпнуть, идиот!

С. Ефимов

0

16

БЕССОННИЦА
Не сплю. Опять не сплю. Бессонница - это кошмар, преследующий меня уже много лет.
Холодные струи дождя за воротник. Автомат студит пальцы, по его суровая, уверенная сила греет, убеждая, что все будет хорошо.
Три часа ночи. Сон исчез. Совсем исчез, будто не было дневной усталости, беготни и лиц, лиц, лиц. Не тех лиц, что мелькали под прицелом «Калашникова». Многие из них нигде, никогда не мелькают. Давно. Страшно, что моя физиономия реальна. Лучше, а вернее, правильнее было бы, если бы ее мелькание остановилось там, тогда. И справедливее. Перед Богом и людьми. Взял - отдай!
День - облегчение после бессонницы, искупление безжалостно прожитой ночи.
Люди. Обыкновенные люди. Им что-то надо от меня, мне - от них. Изнуряю себя работой.
Скоро вечер. Суета закончится. Исчезнут лица. 
Не хочу ночи.   
Почему мне так хочется оказаться там, двадцать лет назад? В горах. В песках. В Афгане. Чтобы дождь холодными струями лился за воротник бушлата, а руки грел студеный автомат.

С. Скрипаль

0

17

Капитан третьего ранга Потапов по кличке «Потапыч», командир малого ракетного юрабля «Шквал», всем своим видом напоминал медведя.
Силы у Потапыча были очень большие.
Однажды он сдавал корабль дружественным нам темнокожим братьям, у которых, по всей видимости, была подробная информация о нашем, именно нашем, а не о том, который мы им втюхивали, малом ракетном корабле.
Потапыча особый отдел очень серьезно проинструктировал и строго-настрого запретил называть оружие, приборы и даже помещения своими именами. И вот встречается Потапыч с небольшим и синеньким командиром принимающего экипажа. Потапыч «Осу» называет каким-то номером, тот называет «Осой» - и так по всему кораблю. Потапыч краснеет, бледнеет, идет пятнами, но упрямо продолжает недавно зазубренными названиями представлять корабль. И так его достал этот маленький синенький командир принимающего экипажа, он же вождь племени, своими вопросами типа: «А че это за хреновина? А почему на вашем проекте она с загогулиной, а у нас в три раза больше размером и покрашена серой краской?» - что дальше просто некуда. Потыпыч про себя только вполголоса матерился.
Дошли до люка ЦПУ. Потапыч предъявляет:
-ПЭЖ.
Вождь ему:
-ЭтоЦПУ.
- ПЭЖ! - настаивает Потапыч, хотя и сам знает, что это ЦПУ, но, согласно легенде, это - ПЭЖ.
- ЦПУ! - упирается вождь.
-ПЭЖ!
- ЦПУ! - не унимается вождь, наклоняется и тычет пальцем в табличку на люке, на которой русскими буквами выбито: «ЦПУ».
- Сука! - шепчет себе под нос багровый Потапыч, - Гансы, сука, Христианы Андерсены! Гондоны! Стратеги е%%ные! Тамерланы! Сказку сочинили, а кто таблички вам будет менять? Оловянные солдатики? Бл%ди!
Настроение Потапыча, ясен день, хуже некуда. А тут еще подскочил член. Не тот член, о котором вы сейчас же подумали, а член принимающего экипажа. Маленький и худой, как собака бедуина, как, впрочем, и все прочие члены этой дружественной команды. Глазки выпучил и, яростно жестикулируя, докладываег что-то вождю.
Тот, выслушав, оборачивается к Потапычу и с каким-то большим внутренним превосходством переводит:
- Акт приемки подписать не можем. Двери на корабле не работают.
- Не по-о-нял? - тянет удивленно Потапыч.
- Двери не работают, - вождь подходит к двери внешнего контура и дергает за ручку. А на этих герметичных дверях у нас две ручки: одна - защелка, а вторая - задрайка. Небольшая такая.
И этой одной небольшой ручкой-задрайкой так можно дверь запереть, то есть задраить - никогда не откроете, потому что все зависит от той самой дури, с которой вы эту дверь задраивали.
Потапыч почувствовал, что сейчас он заплатит за все, в том числе и за ЦПУ, и легко открыл им дверь, с которой они не могли справиться. Все вместе вышли в коридор. Там Потапыч невинным голосом спрашивает:
- Которая тут дверь еще не работает? Ему говорят:
- Вот эта.
Потапыч открывает дверь, потом ее снова закрывает и что есть дури - а ее у нас до черта - опять задраивает.
Вождь приказывает своему матросу открыть дверь. Потапыч решил получить удовольствие.
Он начал пространно что-то обсуждать с вождем и на все предложения пойти в каюту вежливо отказывался, а сам исподтишка наслаждался картиной.
Весь экипаж темнокожих братьев был брошен на героическую борьбу с дверью.
Больше двух человек за ручку не ухватиться, так что они вовсю там сопели, а затем послышалась возня с другой стороны, и в конце концов раздался звук надеваемой на ручку трубы и удары по ней кувалдой. Потапыч упорно беседовал о чем-то и ждал. Минут через десять дверь открылась, и тогда Потапыч спросил, обращаясь к вождю:
- Ну, что у нас еще работает?
Через пять минут акт приемки был подписан.
А. Покровский

0

18

В торжественной обстановке трудно говорить. Особенно если это обстановка вечерней поверки во время поступления в училище, когда только идут вступительные экзамены и будущие курсанты еще плохо знают друг друга, да и списки с фамилиями все время переделываются после очередного отчисления, а в строю стоит двести человек.
А я - в первый раз дежурный по роте - буквы прыгают, руки потеют. Я читаю фамилии, и в ответ названный выкрикивает: «Я!» - вот такая организация, будь она неладна.
Рядом со мной мичман, обеспечивающий порядок.
Дохожу до очередной фамилии и понимаю, что читать ее никак нельзя: в списке написано, безо всяких сомнений, «Хуети». Я показываю мичману фамилию и шепотом спрашиваю, что делать, а он мне так же шепотом: «Читай!» - а строй не понимает, отчего у нас заминка, и прислушивается, ну а я, получив разрешение, читаю:
- Ху... - еще один взгляд на мичмана и после его кивка: - ...ети!
Такого взрыва хохота я никак не ожидал, потому от испуга читаю еще раз - строй еле на ногах стоит. А долгожданное «Я!» никто не говорит.
Я смотрю на мичмана, а он мне:
- Читай громче!
Я вздыхаю и громким голосом:
-Хуети!
Дикое ржанье. Я опять на мичмана - он мне опять кивает, мол, погромче бы надо. Я
набираю воздуха полную грудь и...
- ХУЕТИ!
Что со строем делается - это вам не описать: некоторые приседают, опускаются на четвереньки, плачут, и вторая шеренга повисает от рыданий на спинах первой.
А меня заклинило - никто же не откликается - я как заору:
-ХУУУУ-ЕТТИ!!!
У всех истерика, включая и мичмана.
Минут через пять, когда все успокоились, робкий голос из второй шеренги:
- А может, «Хусти»?
Может, и Хусти!
Может! Чего б ему не быть Хусти?
Конечно же Хусти, провались оно все пропадом.
Писарь торопился, переписывая список, и написал не ту букву.
А. Покровский

0

19

МУРАВЕЙНИК
Есть такие человеческие муравейники на флоте - авианесущие крейсеры называются.
Давайте встанем рядом и ощутим все великолепие этой громады. Ощутили?
Посмотрите вверх, умилитесь отточенности форм, торжеству народного зодчества и всеобщей колоссальности сотворенного.
Рот открыли от восторга? Закройте. Сверху могут запросто плюнуть.
Давайте разрежем его вдоль... Нет, лучше не будем, нас могут побить.
Давайте представим его разрезанным. Что мы видим? Ходы. Тысячи ходов, выходящих ниоткуда и уходящих в никуда. По ним озабочено бегают люди-муравьишки, что-то друг другу докладывающие, приказывающие и посылающие на фиг...
Если вас по недоразумению пропустили внутрь, запомните - передвигаться в лабиринтах можно только в сопровождении опытного следопыта или вооружившись мелком, которым вы будете отмечать свой путь. Но имейте в виду, что мелок сотрут на первой же приборке, и вы заполучите неплохой шанец остаться в этих немыслимых лабиринтах навсегда... и одичать.
Когда я приблизился к нему в первый раз, он еще назывался «Баку».
Я стоял на палубе подходящего к этой громаде катера и восхищался...
Предстояла рутинная работа - обеспечение точного местоопределения при выполнении учений.
Аппаратура была установлена, матросы размещены, потянулись часы ожидания.
Меня поселили в каюту к командиру ЭНГе. Гостеприимный каплей проводил до койко-места, показал, где устраиваться и напоследок предостерег: - Не выходи никуда, заблудишься, перед обедом я за тобой зайду, если что - звони, вот телефон.
Для начала, по старой флотской традиции, я поспал часик. Потом подумал и поспал еще полчасика. Проснулся я внезапно. От банального желания пописать.
Высунулся в коридор, обозрел прилегающее пространство. Ничего похожего на гальюн не было.
Помня о наставлениях, позвонил каплею.
-Нет его, вышел куда-то.
Зашибись. Ладно, делать не фиг, не пацан какой, сам найду. Вышел я и довольно смело пошел вправо. Думаю - главное повороты считать.
Останавливаю матроса:
- Где тут гальюн?
- А это прямо, второй коридор налево, еще через коридор справа будет трап вверх, там спросите.
- А на этой палубе, что, нет? - изумляюсь я.
- Есть, но... объяснить тяжело... заблудитесь.
- Ладно... давай еще раз...
Топаю куда-то, где-то поворачиваю... никаких трапов вверх... А хочется уже нестерпимо! Вокруг люди военные бегают озабоченно. Останавливаю еще одного:
-Где гальюн?!!
Матросик смущенно пожимает плечами:
- Я тут всего полгода... Вот возле нашего кубрика знаю...
Бегу дальше...
- Где...?
- Направо... налево... вниз...
«Мля, - думаю, вот развернусь фронтом к стенке и обоссу тут все! Путешественник хренов! Сидел бы сейчас в теплой каюте, названивал потихоньку».
-Где?!.
- Это вам в другую сторону...
ААА! НЕ МОГУ! ЩА ЛОПНУ!!! Взорвусь тут эдакой бомбой, обрызгаю им все!
В ошалевшей голове бьется: «НУ КТО ТАК СТРОИТ!!!» Через некоторое время со мной уже начали здороваться:
- Здравия желаю!..
Мне? Вот ведь, примелькался. Бегаю тут уже полчаса. Совсем свой стал. Узнавать начали.
- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться, матрос  Худайбердыев! Где каюта ...мнадцать?
Машу рукой:
- «Прямо... налево... - разворачиваюсь бегу, на ходу бурчу: направо... там автобусная остановка... у бабушек спросите...
Уже ничего не хочется, хочется обратно в каюту... но как ее теперь найти?
Озарение - может, у них тут вообще гальюнов нет, а все их ответы - заговор молчания. Бреду.
Вроде пробегал здесь уже, знакомые шероховатости на стене...
Интересно, а меня найдут когда-нибудь?..
- Товарищ старший лейтенант, а где найти мичмана Кренделева?
-Гальюн!!!
- Что гальюн?
-Гальюн где?!!
- Ааа... прямо... направо... вверх...
- Зачем вы мне врете?!!! Нет там никакого «вверх»! Вперед! Ведите меня!
- Ну, тащ старший лейтенант... мне надо...
- Вперед, маму вашу!
Куда-то идем, где-то поворачиваем. Матрос встает и задумчиво озирается.
- Ага! - ору восторженно. - Нету здесь ни хрена! Ну где, где, покажите! - Поворачиваюсь кругом. - Здесь нет! И здесь нет! Его вообще нигде нет!
Пока я возмущался, матрос смылся. Сука. Найду - убью.
Бреду в никуда...
- Тащ старший лейтенант! Разрешите доложить! Ваше задание выполнено! Приборка в гальюне произведена!
Смотрю недоверчиво. Боюсь спугнуть призрачную надежду. Хриплю, пучеглазя:
- Гальюн... ведите...
ОН все-таки был. И совсем недалеко. Милый... как я скучал по тебе...
Я долго не кончался... Какой же это оргазм, ребята...
Вальяжно выхожу в коридор. Люблю всех. Останавливаю матроса:
- Любезный, где тут каюта номер ...цать?
- Это вам надо направо... налево...
Начинается...

В. Усатов

0

20

Из Индии
Мне повезло на 29-м году службы в ВМФ! Мой начальник и друг помог мне попасть в группу, которую командировали в Индию на приемо-передаточные испытания системы вентиляции и кондиционирования воздуха на переданных Индии фрегатах. Я впервые в своей жизни оказался за границей, да еще и так далеко. Это Вам не Европа! Индия!!! Сколько о ней я слышал и читал в своем детстве! И вот она.
Впечатлений хватит мне на всю оставшуюся жизнь.
На Балтийском заводе в Санкт-Петербурге построили для Индии три современных корабля — фрегаты пр. 11356. Корабль прекрасный. У нас самих таких нет. Маленький такой крейсер, если вглядеться в его вооружение. Фрегаты с многочисленными заходами в различные порты мира прибыли в свою базу в г. Мумбай. В базе Мумбай уже разместилась гарантийная группа Балтийского завода. В течение года специалисты-балтийцы и многочисленные контрагенты из различных предприятий России трудились, устраняя всякие неисправности. Рабочая неделя в группе гарантийного наблюдения 6 дней. Мумбай — это 18 градус северной широты. Температура 30-35 градусов в тени, влажность 100%. Условия тяжелые. Сам работал там целый месяц, поэтому заявляю ответственно — условия для работы очень тяжелые.
Большая часть гарантийной группы проработала чуть больше года. И вот постепенно началась замена специалистов. Выражаясь сегодняшним языком, ротация. В это время и мы, офицеры военного представительства, оказались в Мумбае.
За месяц пребывания в этой сказочной стране произошло несколько веселых историй, свидетелями которых я оказался. Вот и первая.
Валерий купил билет на самолет «Аэрофлота». Целый год он работал в Индии, и вот домой! Радуясь на людях, будучи в номере наедине с собой или с близкими друзьями, ходил какой-то задумчивый. Наконец его прорвало. За два дня до отлета он перед обедом завел разговор:
— Целый год я работал в тяжелейших условиях Индийского климата. Больше года не дотрагивался до женщин. Прилечу сейчас домой, и что? Вдруг облом?!
Народ даже не засмеялся. Все как-то призадумались. Все находились в такой же ситуации. (Не знаю, есть ли публичные дома в Мумбае. Это не проверялось. Никто не ходил ни налево, ни направо.)
После обеда самый молодой из нас, Егор, говорит:
— Нужно сходить в Гималайскую аптеку и купить что-нибудь там типа местной «Виагры».
Аптека «Himalai» очень высоко котируется среди российских специалистов.
— Правильно, — согласились остальные, и после работы дружно, числом пять человек, направились в аптеку. Вот что рассказал утром Егор:
— Заходим мы в аптеку. Встречают вежливые продавщицы, одетые, как и все женщины Индии, в сари. Аптека несколько необычная. Все прилавки вдоль стен. Покупатели свободно ходят по всей аптеке, выбирают то, что им нужно, и рассчитываются на выходе. Пятеро смелых разбрелись вдоль прилавков. Никто не знает ни одного иностранного языка. Смотрят на красивые банки и коробочки, делая умное лицо. Продавцы вежливо стоят несколько в стороне и в постоянной готовности немедленно помочь. Их взоры прикованы к посетителям. Проходит минут пять. Посетители замерли у стеллажей с гималайскими лекарствами. Все молчат. Но молчат так красноречиво, что продавцам стало понятно без слов, что этим ребятам что-то очень нужно. Еще через пять минут одна из гималайских красавиц подошла к самому молодому из компании и спрашивает:
— Can I help you?
Егор, а это был он, понял вопрос, но как правильно ответить, не знал. Наконец Егор вспомнил одно слово и, краснея, как девица, и не глядя на продавщицу, очень милую девушку, произнес на выдохе сквозь зубы, глядя в пол:
— Стронг пенис.
За спиной раздался топот убегающих. Четверо балтийцев со скоростью ветра исчезли из аптеки, и Егор остался один против двух очаровательных созданий. Придется отдуваться за всех.
— Yes, sir!
Продавщица метнулась к прилавку и мгновенно вернулась к Егору, держа в руке красиво упакованную баночку. Егор взял баночку и стал разглядывать. А чего разглядывать-то. Языка он не знает, но и признаться в своей необразованности не хочется. Девушка ждала минут пять, затем она, вероятно, подумала, что Егора что-то не удовлетворяет в предложенном товаре. Тогда девушка пошла вдоль прилавка, вглядываясь в товар. Наконец она взяла еще одну упаковку и, подавая Егору с улыбкой, произнесла громко:
— Super strong penis!
Егор мотнул головой, достал деньги, продолжая смотреть в пол. Девушка взяла из потной ладони Егора рупии, пробила чек, упаковала купленный товар в красивый пакет и, отдавая его Егору вместе со сдачей, протянула еще какую-то баночку:
— Souvenir, sir.
Егор пробормотал:
— Thank you, — и, сгорая от стыда, вылетел из аптеки. За углом ждали товарищи, покуривая.
— Купил?
— Купил. Чего удрали-то?
— Да неудобно как-то.
— А мне удобно объясняться с бабами, как будто я импотент?!
А чего неудобного, спрашиваю я вас. Вот так мы воспитаны. Темные, непросвещенные люди. Даже сегодня те, кому за тридцать, стесняются купить презерватив. Прибыв в отель, стали обсуждать покупку.
— Как ее принимать-то?
— Да черт его знает.
— А что в банках?
— Какая-то паста темного цвета.
На каждой баночке написано на двух языках: на английском и на хинди.
— Нужно попросить Яну, чтобы перевела (Яна — это наша переводчица).
— Молодец, е-мое. Может, ты и сходишь к ней?
— Почему я?
— А почему я???
Так и не решились обратиться за помощью. Как принимать — неизвестно. То ли намазывать, то ли кушать с ложки, то ли еще как. Баночки открывали, нюхали содержимое, многозначительно закатывали глаза и не пришли ни к какому решению.
Валерий, прихватив волшебное снадобье, улетел ночью. Через сутки нетерпеливые товарищи решили ему позвонить. Набрали номер и замерли в ожидании. (Кстати, звонок по мобильнику из Мумбая в Санкт-Петербург стоит 30 центов минута. Слышно прекрасно.)
— Слушаю!
— Валера, ну как лекарство? А? Помогло? Не подвело?
— Какое лекарство? Кто это?
— Ты что забыл, что ли? То, что покупали в Гималайской аптеке.
— Вам, что, делать не х%й?!! Купите себе и изучайте, пингвины!
И так далее, и так далее. Целые минуты три он по-всякому обзывал позвонивших друзей. Но никто не обиделся. Наконец он закончил говорить и бросил трубку.
Помолчали.
Потом кто-то произнес со вздохом:
— Наверное, не помогло!

А. Беспалов

0


Вы здесь » ХОРОШИЙ ФОРУМ » Книжный мир » Рассказы о военных


Создать форум. Создать магазин