(По мотивам одной очень известной повести)

Триллер (ну почти))

Однажды в лесу

«От жажды умираю у ручья…От жажды умираю у ручья…» - битый час слонялся Винни-Пух по лесу, пытаясь придумать продолжение этой строчке. Давным-давно – кажется, в прошлую пятницу -  старейшины леса (полезные пчелы) объявили литературный конкурс, а у Пуха до сих пор не было на него времени – он был занят поисками святого духа леса, о существовании которого твердили многие старейшины, и к рассказам которых Пух относился весьма скептически. Дело осложнялось тем, что с утра у Винни жутко раскалывалась голова – вчера он сильно перебрал и, кажется, даже буянил (Винни плохо помнил события прошлого вечера).
- Нет, ну это ж надо так выспренно писать – воскликнул Пух, радуясь, что нашел применение недавно вычитанному слову  "выспренно". – Умирать от жажды у ручья – где это видано? Ох уж мне эти гуманитарии… Учились бы лучше у меня.
И Вини с удовольствием спел свою любимую пыхтелку, сочиненую "простенько, но со вкусом" (как говорили все хоть однажды ее слышавшие):

Если я чешу в затылке -
Не беда!
В голове моей опилки,
Да, да, да.
Но хотя там и опилки,
И кричалки и вопилки,

А также:
Шумелки, пыхтелки и сопелки,-
Сочиняю я неплохо иногда.
Да!!!!

Хорошо живет на свете
Винни-Пух!
Оттого поет он эти
Песни вслух!

И не важно, чем он занят,
Если он худеть не станет,
А ведь он худеть не станет,
Если, конечно...
Вовремя подкрепиться...

Тут Винни внезапно прервался, потому что его озарила блестящая мысль:
- Действительно, а не пора ли мне подкрепиться?
(Винни-Пух был всегда не прочь немного подкрепиться, в особенности часов в одиннадцать утра, потому что в это время завтрак уже давно окончился, а обед еще и не думал начинаться.)

Винни огляделся по сторонам и не узнал местности (он недавно жил в этом лесу). Оказалось, что мучительно преодолевая головную боль и пытаясь придумать продолжение к заданной строчке, он случайно забрел в самый глухой угол еще не вполне изведанного им леса. Но одно Пух знал точно: чтобы вернуться домой, ориентир надо держать на высокий-превысокий дуб, в дупле которого и жили старейшины леса. При этом никто не догадывался, что в корнях дуба Пух припрятал заветный горшок с медом, да не с простым, а собранным с редко встречающегося, и оттого особо ценного растения – Белладонны. Только им он и спасался в тяжелые моменты жизни.
Винни поглядел под ноги и увидел какие-то странные, ранее не встречавшиеся ему следы: «Наверное, это та таинственная Бяка, о которой все говорят, но которую мало кто видел», подумал Пух, но решил заняться изучением следов в другой раз.

Покрутивши по сторонам головой и нашедши ориентир в виде далекого дуба, Пух отправился в том направлении. Внезапно на пути возникло неожиданное препятствие – целый луг кричаще ярких  цветов. Отступать Пуху было некуда – слева было болото, справа – крутой обрыв. Цветы распространяли  тяжелый одуряющий запах и тот, кто вдыхал их достаточно долгое время, навеки становился их заложником. Пух решил преодолеть эту часть пути, задержав на как можно более долгий срок дыхание. Он шел, а цветы упорно цеплялись за него, обвивали ноги своими гибкими стеблями, пытаясь завладеть всем телом и дотянуться до головы, чтобы навеки лишить разума. Пух побежал. Увы, бегал он не очень хорошо (попробовали бы вы бегать, задержав дыхание!). В один далеко не прекрасный момент  Пух все-таки споткнулся и упал, подмяв под себя при этом целую кучу этих ядовитых цветов и подняв тучу пыли. Все тело его покрылось сладчайшим  соком сломанных цветов. Пух не удержался и чихнул и, конечно же, в его нос тут же попала отравленная пыльца. В голове сразу же зашептали сладкие вкрадчивые голоса: мы любим тебя, мы всегда простим тебя, будь с нами, присоединяйся к нам,  тебе уже никогда не придется  ни о чем думать, мы будем говорить тебе, что делать, все решим за тебя, а ты навсегда обретешь райское блаженство…
Пуха осенило: цветы  - это такие постоянно перемещающиеся Сирены и если он сейчас не встанет, то попадет на эшафот их любви. Собрав последние силы, он вскочил и побежал дальше – весь в елее, отравленной пыльце,  каких-то перьях, похожий на черта из той самой Диканьки, про которую недавно читал.
Не видя ничего вокруг, кроме вожделенного дуба, он промчался мимо друзей, (собравшихся на полянке, чтобы обсудить его очередной пьяный дебош), даже не заметив их, и с размаху, не учтя силы инерции,  врезался в дуб. С дуба посыпались желуди, раздалось недовольное жужжание пчел-старейшин. Но Пух этого уже не услышал, ибо временно отключился.

На полянке, широко расставив передние ноги и свесив голову набок, вслед Пуху печально смотрел  ослик Иа-Иа.
- Душераздирающее зрелище… Вот как это называется – душераздирающее зрелище…
Вообще ослик всегда думал только о Серьезных Вещах. Иногда он грустно думал: «Почему?», а иногда: «По какой причине?», а иногда он думал даже так: «Какой же отсюда следует вывод?» И неудивительно, что порой он вообще переставал понимать, о чем же он, собственно, думает (что не мешало друзьям обожать его, ибо если он все-таки додумывал что-то до конца, все застывали в благоговении от красоты результата его мыслительного процесса).
Рядом с осликом стоял мастер кунг-фу Лесной Кот в костюме Кролика (ибо разучивал новую позу Притворной Благовоспитанности),  и укоризненно качал головой вслед Пуху:
- А все потому, что кое-кто слишком много пьет!!!
- Да-а-а-а, - сказал Иа-Иа, - а ведь мог бы, как и я, писать нетленные вещи, а  скатился до цитирования матерных частушек… - и на глазах Иа выступили слезы отчаяния…
Стоявшая рядом Сова, смущенно поправив очки (все-таки, давая почитать Пуху те частушки, она позабыла, что случается, когда Винни злоупотребит алкоголем), попыталась оправдать Пуха:
- Я как химик утверждаю: у него своеобразный обмен веществ, но я еще не поняла, как точно он происходит… - Сова задумалась, бормоча про себя: -  …коэффициент зависимости плотности (удельного веса) спиртоводных растворов от изменения градусности….
- Чего? – округлил глаза Кролик.
- Короче, - сказала Сова, - при попадании в организм Пуха водно-спиртовой раствор приобретает уникальные физико-химические и органолептические свойства…
Все уважительно посмотрели на Сову и замолчали, делая вид, что обдумывают услышанное, а на самом деле чувствуя себя полными неучами.
У их ног в своем новом, только что расшитом народными узорами национальном костюме своих предков, сидел Пятачок, делая вид, что ничего не знает о злосчастных частушках, и гадал на ромашке, выясняя – любит, не любит, плюнет или поцелует. Оказалось, что плюнет,  и теперь он старался вспомнить, на кого он загадал, надеясь, что это не Пух. Похоже, что он лучше других понял характер Винни и совершенно не обольщался, что его можно перевоспитать, а посему мечтал побыстрее закончить с этими разборками и  оказаться в  норе у Кролика, где под сакэ вести тихие философские беседы.
Между всей этой компанией время от времени летали дерзкие стрекозы,  прислушиваясь, не собирается ли кто установить у себя в норе новый диван и телевизор, ибо любили уют  и веселые развлечения.

Тем временем  Винни уже очнулся и, отмахиваясь от пчел, открывал  спасительный горшочек с белладонновым медом. Уже только от одного вида на горшок Вини испытал невыразимое облегчение. Основательно подкрепившись, Вини почувствовал себя гораздо лучше  (не то слово!). Тут он уже смог осмотреться по сторонам. На соседнем дереве сидел дятел, недавно залетевший в лес. Поначалу Винни принимал его за павлина*, но, продрав однажды утром глаза, на трезвую голову понял: все-таки дятел, обыкновенный дятел, основным занятием которого было бомбардирование всех и каждого жителя леса длиннющими заунывными проповедями.
Дятел еще не заметил Винни и кропал свой очередной гениальный стишок (в перерывах между долблением проповедей он еще и мнил себя поэтом):

На днях, не знаю сам зачем,
Зашел я в незнакомый дом,
Мне захотелось Кое с Кем
Потолковать о Том о Сем.
Я рассказал им, Кто, Когда,
и Почему, и Отчего,
сказал, Откуда и Куда,
и Как, и Где, и Для Чего;
что было Раньше, что Потом,
и Кто Кого, и Что к Чему,
и что подумали о Том,
и Если Нет, То Почему?
Когда ж закончил я рассказ,
То кое-кто спросил: «И всё?
Ты говорил тут целый час,
А рассказал ни то ни сё! -
Тогда…»

Винни больше не мог слушать эту дребедень, и собирался уж было пульнуть в очередной раз в дятла из своего ружья, доставшегося ему от Мюнхгаузена,  но его опередил зачастую гораздо лучше  стрелявший Бука  (местный Робин Гуд, одним ударом шпаги умевший выбивать всю почву теологических доказательств из-под ног святош, отчего те, ессно, считали его очень плохим человеком).

Винни благодарно взглянул на Буку, собираясь от души обнять его, но вдруг застыл: из-за холма раздался волшебный звук – ура! - это приближалась Кенга на своем мотоцикле!!!
Пух обожал ее родственника Кристофера Робина – тот, как и Винни, любил театр и вино. Кристофера Робина привечали и все остальные -  когда он появлялся, пьянство Пуха входило в цивилизованные рамки и все могли отдохнуть хотя бы часок. Но, увы, это бывало нечасто.
Винни попытался привести себя в более-менее приличный вид (Кристофер  мало того, что был гурман, но еще и одевался чрезвычайно модно, и Винни очень хотелось соответствовать). Пух подошел к ручью, протекавшему у дуба, и попробовал хоть немного смыть с себя одуряющий елей и опиумный порошок.  Только он надумал глотнуть воды, чтобы окончательно освежиться, как из воды, привлеченное запахом опиума, вынырнуло местное якобы доисторическое животное - ящер (кстати, Винни был уверен, что дятел - это очередная, но, в отличие от многочисленных остальных попыток, очень удачная реинкарнация, отражающая самую суть ящера, но ему мало кто верил).
«Так вот что значит умирать от жажды у ручья! – промелькнуло в  голове у Пуха, – конечно, кто ж захочет пить, когда в ручье водится такое… Так и помереть недолго»
К счастью, Винни это не грозило - запустив в ящера желудем, он, как на крыльях, радостно полетел на звук хлопающих пробок  - на поляне уже открывали шампанское.
Вечер обещал  быть великолепным.